Наталья Иртенина - Аут

Затем он изучил свое недвижимое имущество. Ночлежка не вызывала ни малейших симпатий. С одной стороны бок какой-то допотопной мебели, с другой – кусок бетонной плиты. Крыша – лист ржавого железа. В изголовье – нечто, потерявшее самоидентификацию.

Неспроста ему снились кошмары. Стаффи замер, пораженный светлой мыслью. Быть может… ведь может?… его участь по сравнению с участью других – настоящее везенье? Город-то – мертвый. И мертвецы. Сон мог быть вещим.

Нужно идти. Удостовериться. И найти еду.

Стаффи почувствовал голод. Наугад выбрал направление – со всех сторон простирались немеряные пространства помойки – и, запоминая ориентиры, тронулся в путь.

Дорога была нелегкой. Идти по прямой оказалось невозможно. Нужно было огибать высокие барханы из лома, обходить далеко стороной островки воняющей тухлятины, прокладывать путь мимо мусорных топей, где наверняка можно провалиться по шею, а то и глубже.

Несколько раз он падал, извозил свою рванину в какой-то жиже, пока, барахтаясь, пытался подняться. Город вставал на горизонте в полный рост, но очертания его были смазаны утренней дымкой. В очередной раз грянувшись оземь, Стаффи услышал смех. Поднялся, утерся и увидел впереди двоих детей. Один показывал на него пальцем и тонко заливался. Осрамившийся Стаффи примирительно, почти заискивающе спросил у них:

– Мальчики, вы местные?

– Мы-то местные, – ответил ему из-за спины хрипловатый подростковый голос. – А вот ты, дядя, без визы шаришь по нашему тычку.

Стаффи обернулся, ощутив внезапный страх. Сзади стояли еще четверо. Стаффи был наслышан о детских бандах, шайках, группировках, обитающих и промышляющих в Городе и вблизи Города. Во рту у него моментально образовалась такая же помойка, что и вокруг. Ноги ослабели и едва держали его. Он попытался миролюбиво улыбнуться.

– Ну что вы… Как же так… Мальчики… Не нужно так…

Шестеро подростков, от десяти до четырнадцати лет, окружили его с явно недобрыми намерениями. Одеты они были ненамного лучше Стаффи. Такие же помойные создания. Худые и грязные. Отчаянные. Отпетые.

– Штраф, дядя.

– А? – непонимающе откликнулся Стаффи.

– Бабло давай сюда, – пояснил самый старший, наверное, главарь.

– Но… у… меня… нет, – проблеял Стаффи.

Мальчишка, обильно сплюнув, предъявил ему автоматический ножик. И еще один последовал примеру главаря. Стаффи затрясся.

– Гнобель, Рекс, обстучите его, – велел старший. – Если рыпнется, жало под ребро.

Двое мелких, ухмыляясь, стали выворачивать его карманы и ощупывать одежду.

– Вот, Сыр. – Один из них протянул старшему карточку Стаффи. – Больше ничего.

Сыр посмотрел на карточку и бросил ее на землю.

– У самих такие есть, – зло сказал он.

– Сыр, а как же он тогда заплатит нам штраф? – спросил главаря самый маленький из банды, тот, что смеялся, когда Стаффи упал.

– Заплатит, – процедил Сыр, сощурившись. – Эй ты. Сейчас будем из тебя девочку делать. Спускай штаны.

Стаффи тяжело сглотнул. Нет, они не могут так поступить с ним. Они же дети. Мерзкие, отвратительные, злобные дети.

– Ну! – Сыр махнул ножиком перед носом у Стаффи.

Руки не слушались, когда он начал торопливо расстегивать брюки. Мальчишки гадко хихикали.

Штаны сползли вниз.

– Вставай на четвереньки.

Стаффи подчинился. Нежный утренний ветерок холодил его голый зад. На голову ему напялили вонючий мешок и завязали на шее. Глотая слезы и задыхаясь, Стаффи ждал.

Надругательство затягивалось, не начавшись. Сквозь плотную ткань Стаффи слышал, как малолетние бандиты спорили о том, кому из них «вставлять». Никому не хотелось. Скорее всего, никто из них еще не умел делать это.

Стаффи почувствовал некоторое облегчение. Но мешок душил его, и в голове гудело от смрада. Внезапно сильный удар под зад свалил его на землю. И шесть пар ног принялись старательно выписывать на теле жестокие узоры. Стаффи завопил, потом крик перешел в глухое стенанье, в жалкий хрип. Тогда его перестали бить и оставили в покое.

Он слышал удаляющийся детский смех. Долго лежал, скрючившись, не решаясь пошевельнуться. Боялся, что они вернутся. Полчаса, не меньше. Нужно выждать. Притвориться мертвым. Беда обходит мертвых стороной.

Наконец, едва удерживаясь на грани сознания, Стаффи сорвал с головы мешок. Рот широко открылся, заглатывая воздух большими порциями. Не вставая, Стаффи натянул штаны.

Ему казалось, что он и вправду умирает. Казалось, что боль беспощадно грызет его несчастную плоть. Что ему отбили какой-то важный внутренний орган, и ничто уже не спасет его.

От страха Стаффи подскочил и побежал. Помойные окрестности огласились его воплем:

– Помогите! Помогите! Умираю!

Споткнувшись, он снова шлепнулся. И с удивлением обнаружил, что ничего у него не болит. Все внутренности были на месте. Плоть покрылась множеством синяков, но какие из них от битья, а какие – от. падений?

И Город уже совсем близко.

Стаффи приободрился. Почистился. Нашел лужу и отмыл с лица грязь. Пригладил волосы.

В Город он вошел уверенным в себе человеком, гордым сыном помойки, свободным гражданином мира, никому и ничем не обязанным, и меньше всего – благодарностью.

Он понял, что сон обманул его. Город был мертв, это так. Но участь людей, встреченных им на улицах, не рождала чувства собственного превосходства, ибо они были лучше, чем он, одеты, не смотрели голодными и безумными глазами и, конечно же, имели крышу над головой.

Это повергло Стаффи в великое уныние и раздражение. Столь великое, что страшная участь самого Города почти не задела его внимания. Его не трогал ни вид обвалившихся там и сям зданий, ни выбитые окна, ни черные, вылизанные огнем стены, ни вспученные уличные покрытия, ни многое другое, свидетельствовавшее о большой беде, прошедшей через Город.

Стаффи был зол, потому что вдобавок ко всему, отыскав вывеску столовой для бродяг, вспомнил, как Сыр, наглый щенок, уронил себе под ноги его карточку питания. А без карточки его никто не накормит. Даже если он станет просить милостыню.

Он забрел в глухой безлюдный переулок, сел на тротуар и задумался. Есть хотелось все сильнее.

Спасение явилось в виде маленького уличного оборванца. Увидев его, шаркающего подошвами по противоположному тротуару, Стаффи поначалу испытал знакомый уже страх. Ему показалось, что на него снова покушаются, тесня круг насилия, позора, боли. Дети так бездушны.

Но ребенок не смотрел на него, напротив, сосредоточенно ковырял в носу. Успокоившись, Стаффи встал, глянул по сторонам и в три прыжка догнал беспризорника. Холодное лезвие ненависти медленно ворочалось в кишках. Малолетние засранцы смели издеваться над ним, заставили его испытывать унизительный страх, хотели убить. Из-за них он едва не умер. Гнев его должен выпить чашу мести.