Генри Каттнер - За земными вратами

Дядюшка никогда много не рассказывал о тех местах, где побывал, но я полагаю, что ему там пришлось нелегко, так как по возвращении он довольно долго болел. Джим Бартон скончался три года назад, оставив мне свою квартиру. Вот так…

— Конечно же! — вырвалось у Кориоула. — Джиммертон прошел сквозь Земные Врата из своей библиотеки в Нью-Йорке. Я это помню. И тем же путем пришли вы и Клиа. Какой же я дурак! Я никогда не связывал факт ее появления с Джиммертоном. Она не знает этого имени, и я полагал, что за прошедшие годы проход между мирами сместился. Но этого не произошло! И вы… мы двоюродные братья, не так ли?

— Полагаю, что так, — согласился я, изумленно глядя на Кориоула.

Теперь я, конечно, больше не сомневался, что Малеско существует на самом деле, а благодаря обретению здесь родственника, я почувствовал, что этот мир стал мне значительно ближе, чем можно было предполагать. Это было все равно что найти двоюродных братьев в Стране Чудес или в Зазеркалье. Кориоул не отрывал от меня удивленных глаз.

— Подумать только! — бормотал он, изучая мое лицо. — Нет, вы только подумайте! Кузен из Рая!

— Послушайте, — решительно сказал я. — Давайте сразу разберемся с этим вопросом. Кто внушил вам, что Нью-Йорк — это Рай? Поверьте мне, я лучше знаю!

Кориоул лукаво усмехнулся и посмотрел на закрытую дверь.

— Я тоже знаю. Но если кто-нибудь еще услышит эти ваши речи, то вы лишитесь головы раньше, чем успеете договорить. Иерарх, знаете ли, не поощряет ереси.

Я откинулся на кушетку, поправил свое голубое полотенце и скрестил ноги.

— Ничего я не знаю. Вы получите подробные объяснения. Но прежде всего я хочу есть. У меня хватит денег на ужин?

Я протянул ему полную горсть монет, которые мне одолжил Дио. Кориоул улыбнулся и, не поднимаясь, нажал на кнопку в стене.

— Закуски предусмотрены входной платой, — сказал он. — Я тоже хотел бы кое-что выяснить. Где, например, вы взяли эти монеты и, прежде всего, как вы нашли дорогу сюда. Я должен вас предупредить, что…

Пристальный взгляд его бледно-голубых глаз стал довольно холоден.

— Я не могу полностью доверять вашим словам, хотя полагаю, что вы говорите правду. Но даже если это так, у вас все равно нет доказательств. Вы меня одурачили в парной и заставили проговориться. Я сказал достаточно много, чтобы быть за это повешенным, окажись вы шпионом. Мне остается только верить, что вы им не являетесь. Давайте исходить из предположения, что мы доверяем друг другу.

— С этого и нужно было начинать, — сказал я. — Возможно, мне удастся найти какой-нибудь факт, который убедит вас. И, само собой, я не в праве обвинять вас в чем бы то ни было. Самое убедительное доказательство, которое я могу со своей стороны привести, — это знание языка.

— Да, меня, признаться, это озадачило. Но…

Раздался легкий стук в дверь, и Кориоул бросил на меня настороженный взгляд.

— Откройте, — сказал он.

— Я не знаю, как отпирается замок.

Он потянулся, сдвинул дверную ручку в сторону и опустился на кушетку. Я открыл дверь, в комнату хлынул туман. Передо мной стоял мужчина в розовых шортах, а рядом с ним — трехъярусная тележка.

— Закуски, сэр, — сказал он. — Вы звонили?

— О да, — ответил я, принимая от него поднос.

Кориоул тихо закрыл дверь и запер на замок. Нам принесли корзинку с булочками, очень похожими на те, к которым я привык; блюдо вареных яиц, отличавшихся от земных лишь голубоватым узором на скорлупе. Кроме того, нам достался горшок с сыром, горшок дымящейся жидкости (по запаху — чай) и большая чаша с каким-то остро пахнущим крошевом.

На блюде красовались яблоки, персики, несколько гроздьев ярко-красного винограда и еще какие-то неизвестные фрукты. Это было не совсем то, что я заказал бы при возможности, но выглядело вполне аппетитно, а мне очень хотелось есть. Мы старательно зачавкали, время от времени настороженно поглядывая друг на друга с противоположных кушеток и продолжая нашу беседу.

Очень скоро я выяснил, при каких обстоятельствах Нью-Йорк можно считать Раем.

ГЛАВА 8

До того как я очутился в Малеско, он представлялся мне чем-то вроде Граустарка, Руритании, страны Оз или Утопий Платона, Аристотеля и сэра Томаса Мора. Я полагал, что все эти миры существуют только в человеческом воображении, но теперь очень усомнился в этом.

Возможно, каждый из них так же реален, как и Малеско, в свете того, что Кориоул называл «mundi mutabili»[1]. Он ссылался на ту же теорию под названием «orbis inconstans»[2] и «probabilitas — universitas — rerum»[3]. Но в случае с Малеско — это не теория, это — факт.

Я достаточно читал об альтернативных теориях будущего развития, чтобы понимать Кориоула без особого труда, хотя он несколько переоценивал мои знания по этому предмету. Мне приходилось его останавливать время от времени, чтобы получить более подробное объяснение. Но вот, вкратце, что произошло в момент раскола между Землей и Малеско во времена правления Клавдия в Риме первого века.

В годы царствия Калигулы Малеско еще не было. Как мир, он не существовал. У нас было общее прошлое. Однако после смерти Калигулы произошло нечто такое, в результате чего Малеско откололся от Земли. Вместо Клавдия на римский трон взошел некто Руфус Агрикола. После него какие-то люди с неведомыми именами правили Римом, пока тот не пал в результате их неумелой политики и нашествия варваров.

В нашем мире религия, которую преследовал Калигула, распространялась, пока не стала господствовать во всей Европе. А та религия, которую Калигула поощрял, распространилась в Малеско со сверхъестественной быстротой, вытеснив все другие верования. Это очень утилитарная религия, она зародилась в Египте и властвует в Малеско по настоящее время.

Называется она — Алхимия.

Алхимия превратила Малеско в мир утопии, а нет ничего хуже утопии, хотя, кажется, очень немногие это осознают. Лишь у Батлера в «Ерехоне» и у Хаксли в романе «О, дивный новый мир» утопия рассматривается как вариант ада.

А в мире утопий считается, как само собой разумеющееся, что целью человечества является стабильность общества. Простое человеческое счастье не считается ценностью, вводится жесткая кастовая система и наступает полный паралич общества — главное условие, без которого никакая утопия на продержится и получаса.

По-видимому, то, что Алхимия зародилась в Египте, повлияло на развитие Малеско, ведь Египет на протяжении двух тысячелетий оставался самой жесткой утопией в истории. Как и Египет. Малеско быстро достиг вершины развития, и, как и в Египте, духовенство здесь надежно прибрало к рукам всю власть. Хотя всякое развитие прекратилось давным-давно, общество продолжало существовать в каком-то трупном окоченении, зато значительно дольше любой нормальной цивилизации.