Евгений Прошкин - Загон

В вагоне Илья наорал на какую-то бабку и заставил ее уступить Андрею место. Андрею было страшно неудобно, но от возможности сесть он отказаться не мог. Он опять куда-то уплывал - дурнота то исчезала, то накатывала с такой силой, что темнело в глазах. Илья всю дорогу стоял рядом и придерживал его за плечо.

От станции до дома Илья тащил Андрея на себе.

- У тебя же нога... - слабо протестовал Андрей.

Илья весело матерился, называл его захребетником и приказывал заткнуться. Он говорил, что скулеж ему мешает, и если Андрей произнесет еще слово, то он его бросит. Андрей благодарно умолкал, но через пять шагов снова начинал сетовать.

Так они и плелись - мимо гуманитарки, мимо детской площадки и смеющихся женщин в розовых блузках.

Ввалившись в квартиру, Илья уложил Андрея на кровать и велел раздеваться. Сам он снял рубашку, вымыл руки и пошел на кухню. Минут двадцать оттуда доносилось какое-то позвякивание. Андрей подумал, что время для обеда выбрано не очень подходящее, но спорить не стал.

Из кухни Илья вернулся с большой кастрюлей, в которой находилось что-то густое и черное.

- Я это есть не буду, - заявил Андрей.

- Я тоже, - сказал Илья. - В туалет хочешь?

- Как?..

- Как-как!.. По-маленькому.

- В смысле?..

- Не в смысле, а в кастрюлю. Давай, заодно посмотрим, что у тебя с почками. Будет кровь - связываюсь с клиникой. Не будет - без врачей обойдемся. Давай, говорю! - прикрикнул он. - Или я пописаю, если тебе приятней,

Андрей, глупо улыбаясь, повернулся на бок и исполнил распоряжение.

- Жить будешь... - промолвил Илья.

- Что здесь? - осведомился Андрей с отвращением.

- Народное средство. Чай, тертая картошка, сода и геркулесовые хлопья, - перечислил он. - И еще кое-что.

Илья воткнул в черную массу любимую ложку Андрея и принялся перемешивать.

- Ты где этому научился? - спросил Андрей.

- Там, - нехотя бросил он. - Не дергайся, щипать будет. А потом будет чесаться. Терпи. Когда совсем невмоготу станет, пойдешь мыться.

Илья зачерпнул народного средства и без предупреждения вывалил его Андрею на грудь.

- Поздно, уже в дерьме, - сообщил он, опережая все возражения.

Размазав по телу горячий ком, Илья зачерпнул еще и шмякнул ниже, на живот.

Андрей подставлял синяки и меланхолично следил за возносившимся к потолку паром. Особой вони, против ожидания, не было, однако мысль о последнем ингредиенте, как выразился Илья - "растворителе", удовольствия не доставляла.

- Ты точно соду туда добавил? - спросил Андрей. - Не соль? Ты из какой баночки брал? Та, что со слоном? Или с котятами?

- Щиплет, да? Хорошо, - умиротворенно сказал Илья. - Если щиплет, значит ты живой.

- "Щиплет!" - с сарказмом повторил Андрей. - Так дети говорят: "щиплет"... а это не щиплет, это... как будто меня жрет кто-то!..

Илья включил монитор, и он на какое-то время отвлекся. По четвертой программе показывали шестьсот седьмую серию исторического детектива "Московские тайны". Андрей в этом фильме ничего не понимал, но его увлекали длинные планы городских пейзажей, в которых, по заверениям съемочной группы, каждый кирпичик был воссоздан в соответствии с оригиналом.

В "Московских тайнах" рассказывалось о каких-то странных, никому не нужных интригах. Андрей в них запутался еще на первых сериях, и дальше было совсем неясно, тем не менее он продолжал смотреть. Ему нравилось любоваться домами - чудными, но разными. И людьми - ни капли не изменившимися. Единственное отличие заключалось в том, что во времена "Московских тайн" никому не приходило в голову определять интеллект-статус человека, поэтому многие на работе и в жизни занимали чужое место. Начальник часто оказывался глупее подчиненного, а жена умнее мужа, - ничего, кроме беды, это не сулило.

Илья устроился в кресле и не переключал программу, хотя сегодняшняя серия была скучной. Герои не покидали помещений и вели нудные разговоры про деньги и про любовь.

Когда лысый человек в блестящей куртке достал автомат и крикнул: "Грохну, падла!", Андрей наконец-то уснул.

Проснулся Андрей от невыносимого зуда. Черная корка уже подсохла и кое-где осыпалась круглыми чешуйками, но тело от этого чесалось не меньше.

Он вскочил с кровати и, не говоря ни слова, понесся в душ.

- Рано, рано! - крикнул Илья. - Потерпи еще.

- Все, не могу! - отозвался Андрей, судорожно хватая краны.

Струя, рванувшая из рассекателя, была слишком ряча, зато чесотка тут же унялась. Андрей постоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не догадался сделать воду холоднее.

Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал руками, понагибался - насколько позволяли габариты душевой - из стороны в сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.

- Простыню уже не отстираешь, - задумчиво сказал он, одеваясь.

На штанах появились две новые дырки - не считая той, от кустов. Рубашка пострадала не так сильно, но тоже нуждалась в ремонте.

- Простыню? Нашел, о чем горевать, - сказал Илья.

- Ты-то как? .

- В норме. Мне бы рубаху... Одолжишь?

Андрей открыл дверцы шкафа и заглянул туда так, словно менял наряды по десять раз в день. Парадные брюки и две рубашки - вот все, из чего он мог выбирать. Одну, ношеную, он взял себе, вторую, ненадеванную, положил перед Ильей. Возможно, для кого-то ему было бы жалко. Для Ильи - нет.

- Что делать будем? - спросил Илья.

- А чего нам делать-то?

- Я тут мест никаких не знаю. Я же у вас недавно, в тридцать седьмом. Развлечься бы как-нибудь.

- Какие у нас развлечения?.. Как везде. Чаю попьем, да телик посмотрим.

- Э, нет. Дома я торчать не могу.

- А где же нам торчать?

Илья оделся и расчесал волосы. Рубашка сидела сносно - шили их настолько приблизительно, что даже не указывали размеров.

- Кошмар... - молвил он, подворачивая рукава. - Нет, ты серьезно собрался тут до вечера околачиваться? У тебя друзья-то есть?

- К ним, что ли, пойти?

- Лучше, конечно, к подругам.

- Подруга у меня была, - оживился Андрей. - Наставница, Эльза Васильевна.

- Тьфу, ты! Ей небось лет шестьдесят?

- Нет, не шестьдесят. Но она уже улетела.

- Тогда что о ней говорить? Еще кто-нибудь остался? Из работоспособных.

- Ну, Вадик. Он тоже работает.

- Вадик?.. - разочаровался Илья. - А таких Вадиков, чтоб юбки носили, и желательно покороче, у тебя нет?

Андрей сообразил, что Илья шутит, но самой шутки не понял.

- Таких нету, - сказал он. - Вадик - художник...

- Худо-ожник?! Давненько я с ними не общался. Что ж, веди.

Вадик жил в одном корпусе с Андреем, этажом выше. Иных знакомых у него быть и не могло - все, что находилось за пределами родного тридцать седьмого блока, Андрею казалось несусветной далью. Единственным островком посреди чужой земли он считал конвертер. Между блоком и конвертером простиралась та же чужая земля, которую он проезжал, не выходя из линейки.