Джеймс Боллард - Бетонный остров

Бесцельно шатаясь по острову, Мейтланд обнаружил, что теряет интерес к своей плоти и к боли, огнем охватившей ногу. Он принялся, как от шелухи, освобождаться от отдельных частей тела, первым делом выбросив из головы искалеченное бедро, потом обе ноги, затем полностью очистил сознание от разбитой груди и диафрагмы. Подгоняемый холодным ветром, он пробирался сквозь траву, спокойно взирая на те уголки острова, которые так хорошо изучил за последние дни. Отождествляя остров с самим собой, он созерцал машины на автомобильном кладбище, проволочную сетку, бетонное основание дорожного знака за спиной. Теперь эти болевые точки перепутались с частями тела. Мейтланд водил руками в воздухе, пытаясь разделить остров на секторы сообразно частям своего тела, чтобы оставить каждую из них в отведенном для нее месте. Правую ногу он оставит там, где произошла авария, ободранные руки

— на стальной ограде. Грудь положит там, где он сидел, прислонившись к бетонной стене. И, совершив в каждом из этих пунктов маленький ритуал, засвидетельствует передачу своих полномочий острову.

Он говорил громко — словно священник, раздающий для причащения собственное тело:

— Я — остров.

Воздух струил свой свет.

ГЛАВА 10

бомбоубежище

Над головой шумели машины. От брошенного на траву окурка, пролетевшего в нескольких футах от лица, поднималась струйка дыма. Мейтланд смотрел, как эта струйка раздваивается в высоких стеблях, склонявшихся к нему. Качаясь в лучах предвечернего солнца, они словно понуждали его встать на ноги. Он сел, стараясь прояснить мысли. Все тело сотрясалось от лихорадки, раздраженная кожа под щетиной горела.

По всем автострадам, обрамляющим остров, сновали автомобили. Пытаясь привести себя в чувство, Мейтланд сосредоточил взгляд на отдаленных машинах. Он кое-как поднялся на ноги, повиснув на костыле, как туша на крюке мясника. Высоко над ним, будто огненный меч в тем-, ном небе, сияла освещенная поверхность дорожного указателя.

Мейтланд достал из кармана последний огрызок горелой резины и нацарапал на подсохшем бетоне очередное послание:

КЭТРИН ПОМОГИ СЛИШКОМ БЫСТРО

Буквы плясали по склону вкривь и вкось. Мейтланд сосредоточился на правописании, но через десять минут, когда он вернулся после неудачной попытки добраться до «ягуара», буквы исчезли, словно их стер недовольный экзаменатор.

МАМА НЕ НАДО БОЛЬНО ПОЛИЦИЯ

Мейтланд затаился в высокой траве у откоса, ожидая, что будет дальше, но глаза закрылись сами собой. Когда он их открыл, послание было уже стерто.

Он сдался, будучи не в состоянии разобрать собственный почерк. Трава успокоительно колыхалась, заманивая охваченное лихорадкой пугало в свое лоно. Стебли обвивались вокруг него, открывая десятки проходов, каждый из которых вел в райские кущи. Понимая, что если он не доберется до «ягуара», то не переживет следующую ночь, Мейтланд взял курс на автомобильное кладбище, но через несколько минут уже послушно следовал за травой, плетущей вокруг него спиральные узоры.

К его удивлению, трава вывела его к склону крутого холма над самым большим бомбоубежищем. Мейтланд потащился наверх, прислушиваясь к шороху травы. Западная стена бомбоубежища была обнесена каменной оградкой. Там Мейтланд задержался. Края пологой двускатной крыши тонули в густой поросли, пробивавшейся со дна ямы.

Теперь трава молчала, словно ожидая, когда Мейтланд сделает какой-нибудь решительный шаг. Недоумевая, зачем ему понадобилось взбираться на бомбоубежище, он бросил взгляд на перевернутое такси и из последних сил двинулся к «ягуару», но, не удержавшись, поскользнулся на мокрой от дождя крыше. Рухнув на землю, он съехал по округлому склону и, нырнув в крапиву, исчез в глубинах подземной пещеры.

Оказавшись в этом зеленом приюте, Мейтланд какое-то время лежал в гамаке из примятой крапивы. Густая трава и листва низкорослого кустарника скрывала все, кроме тусклого сияния вечернего солнца, и Мейтланд чуть не поверил, что лежит на дне спокойного, безмятежного моря и сквозь толщу воды пробиваются редкие лучи слабого света. Эта тишина и успокаивающий органический запах гниющих растений умерили его лихорадку.

По ноге прошмыгнула какая-то маленькая тонконогая тварь, цепляясь коготками за рваную брючину. Короткими перебежками зверек добрался до колен, а потом и до паха. Мейтланд открыл глаза и, присмотревшись, различил в тусклом свете длинную морду и юркие глазки бурой крысы. Вероятно, ее привлек запах крови, сочившейся из его ляжки. Крысиная голова была обезображена открытой раной, оголявшей череп, словно эта тварь недавно вырвалась из капкана.

— Пошла вон! А-а-а!

Мейтланд вскочил и, схватив костыль, застрявший в ветвях бузины над головой, стал неистово хлестать листву, сбивая стены своей зеленой кельи.

Крыса убежала. Мейтланд нащупал левой ногой землю под ветвями и вышел на меркнущий вечерний свет. Он стоял в заваленном проходе, идущем под уклон вдоль западной стены убежища. Здесь растительность была скошена, образуя некое подобие ступеней, которые вели к двери убежища.

— Инструменты!..

В волнении шаря костылем в поисках опоры, Мейтланд пошатываясь заковылял по проходу, за— быв о лихорадке и больной ноге. Добравшись до двери, он стер струящийся по лицу пот. Дверь была заперта на хромированный замок и цепочку. Мейтланд просунул под цепочку костыль и сорвал ее с креплений.

Толкнув дверь, он ввалился внутрь. Его встретил сладковатый, но довольно приятный запах, словно он оказался в логове большого смирного животного. Судя по всему, убежище служило приютом какому-то бродяге. С потолка свисал ряд линялых тряпок, такими же тряпками были покрыты стены и пол. Кипа одеял заменяла ложе, а из мебели были только деревянный стул и стол. Со спинки стула свисало драное акробатическое трико, линялый костюм какого-то довоенного циркача.

Мейтланд прислонился к покатой стене, намереваясь провести ночь в этом заброшенном логове. На деревянном столе были кружком расставлены разные металлические предметы — как церковная утварь на алтаре. Все они были сняты с автомобилей — выносное зеркало заднего вида, обломки хромированной форточки, куски разбитой фары.

— «Ягуар»?..

Мейтланд узнал значок производителя — точно такой же, как на его машине.

Он взял значок, чтобы получше его рассмотреть, не замечая показавшейся в дверном проеме могучей фигуры широкогрудого мужчины, который наблюдал за ним, набычив голову и грозно поводя плечами.

Не успел Мейтланд поднести значок к свету, как тяжелый кулак выбил его у него из руки. Вырванный из другой руки костыль взлетел в воздух. Крепкие пальцы сжали плечи Мейтланда и с силой вытолкнули его за дверь. Лишь через несколько секунд, оказавшись на земле, он смог разглядеть бычью спину человека, который, тяжело пыхтя, тащил его наверх, к свету угасающего дня.