Андре Лори - Рубин Великого Ламы

Оставим попытки представить те бесконечные перевороты, которые последуют за открытием. Наши мечты, даже самые дерзновенные, во всяком случае всегда уступят действительности. Согласимся быть первыми провозвестниками после господина Дероша, что мы видели только пролог новых открытий.

Теперь, рассуждая теоретически, когда аэроплан совершил перед нашими глазами путь в восемь тысяч километров, следует подумать о постройке аэроплана для долгого полета, для научной экспедиции.

Господин Дерош уже изобрел это, планы его были разработаны еще раньше, чем публичный опыт сделал его триумф вне сомнения. Длина сторон этого аэроплана в триста метров, а тяжесть, какую он может поднять, — сорок тысяч килограммов; составные части аэроплана уже заказаны у господина Стальброда.

Этот аэроплан для дальнего плавания, настоящий воздушный корабль, будет снабжен рубкой, большим салоном и разными каютами, как на всех лучших пароходах.

Его назовут «Галлия», и обойдется он, говорят, в четыреста тысяч фунтов стерлингов — десять миллионов франков на французские деньги.

Тем же, кого удивит такая стоимость, надо сказать, что металлическая обшивка в нем должна быть алюминиевая и несколько моторов из платины. Господин Дерош решил осуществить в постройке своего chef d'oeuvre принцип: «наивысшая двигательная сила при наименьшем весе», совершенно не думая о сумме расходов. Алюминий — металл самый легкий, а платина — наименее плавкий. Один металл гораздо дороже меди, а другой значительно тверже золота! Ему и это по плечу, потому что, как утверждают, его карманы набиты рубинами! Но согласимся, что богатство могло быть употреблено с гораздо меньшей пользой, и что невозможно для него придумать более благородного применения».

ГЛАВА VI. Светская политика

Если благодаря продаже огромного рубина Оливье Дерош приобрел известность как светский лондонский лев, то после блестящего успеха в Питнее он стал царем Европы. Отголоски всяких происшествий действительной или кажущейся важности, безмерно раздуваемые печатью, громовым раскатом и с быстротой молнии разносятся по вселенной. Подобное мы видели с изобретенной Кохом сывороткой. Но что же значит сыворотка по сравнению с аэропланом? Имя Оливье Дероша понеслось по всему миру, повторяемое всеми газетами, прославленное на всех языках.

Но нигде слава его не была так велика, как в Лондоне! Мало того, что англичане возгордились, став участниками его открытия; мало того, что они увидели своими глазами это чудо, этот аэроплан, летающий в воздухе над городом, — но они стали свидетелями нового открытия, как продолжения этого чуда.

Газета «Times» сообщила, и невозможно было сомневаться в этом: «За первой пробой, несколько любительской, последует более значительный опыт, курс плавания более долгий». Каждый этому так сильно радовался, точно в экспедиции сосредоточился его личный успех. Ум англосаксов, преимущественно практический, требует от всякого открытия общего признания и для Всех очевидной полезности. И эта полезная применимость открытия, всеми признанная, была ясно доказана новым колоссальным аэропланом для научного исследования.

Все подданные королевы почувствовали полное удовлетворение и выражали свои чувства самым разнообразным способом.

Прежде всего, что едва ли нужно говорить, Дерош получил привилегию на изобретение, преподнесенную ему в золотом ящике самим лорд-мэром, в сопровождении шерифа и альдермена в парике. Само собой, при этой церемонии была съедена громадная масса разных закусок и выпито удивительное количество вин, последствием чего явились гастриты: искусство врачей и аптекарей понадобилось в больших количествах. Вот и проявились первые последствия изобретения, непредвиденные журналистом большой английской газеты.

А затем большая часть клубов в Пэл-Мэл записали Оливье Дероша в число почетных членов. Лорд Темпль этому уже не препятствовал. Он в своем коварстве дошел до того, что стал везде говорить, что он одним из первых оценил заслуги молодого француза, приняв его в свой дом.

Ни один бал теперь не обходился без Оливье Дероша; его рвали во все стороны, приглашая наперебой на все вечера и рауты. Можно ли было танцевать без человека, который первым управлял машиной, летающей в воздухе?

Что касается хитрых купцов, то они воспользовались случаем и назвали именем Дероша разные вещи, например: особые ремни, зубные щетки и особые карандаши. Для того, чтобы узнать время отправления экспедиции, каждое утро перед его дверями стояла процессия всяких торговцев, предлагая ему различные вещи, необходимые в путешествии: один просил взять особенную шляпу, другой коробку с пилюлями для поддержания здоровья или хирургическую готовальню, иной — непромокаемый плащ с воротниками или окованный чемодан; и уж нечего говорить о массе предлагаемых раскладных палаток, складных креслах, быстро раскрывающихся зонтиках, револьверах, магазинных ружьях и хронометрах. За все это они просили, как милости, только позволения иметь исключительную привилегию назвать свои товары его именем. Тот, кому он милостиво давал право назвать какую-нибудь шляпу с наушниками «шляпой Дероша», уходил в восторге. Он знал, что счастье было уже в его руках! Отныне ни один англичанин из чувства приличия не отправился бы в какое-нибудь путешествие, не купив себе «шляпы Дероша», а один Бог знает, как много этих путешественников отправляется каждый год!

Фотографы уже давно добивались чести видеть господина Дероша в своих мастерских, но когда стало известным открытие воздушного плавания, спрос на его портреты так усилился, что фотографы поспешили снять с него фотографии в разных позах: прямо, в профиль, в три четверти, во весь рост, бюст, сидя и стоя. Его наружность стала скоро так хорошо всем известна, как и Гладстона или принцессы Валлийской; для Оливье Дероша невозможно было, перелистывая альбомы, не найти там своего изображения среди известных красавиц и королевской фамилии. Даже мало того, он увидел себя в таких позах, в каких он никогда не становился. Фотографы в конце концов имели дерзость делать разные превращения, приставляя его голову на совершенно другое туловище. Оливье с удивлением видел себя на портретах иногда то толстым, то худым, одетым по последней моде или в костюме времен его бабушки; наконец, один раз он увидел свое лицо на плечах американского воина!

Для тех людей, которые считали себя более близкими к нему, было невозможно где-нибудь появиться и не знать о цели знаменитого воздушного путешествия. В салонах и клубах, на балу или на прогулке, верхом или в коляске, чуть только появлялись они, как их тотчас же осыпали вопросами.