Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

— Возьми местного оперативника, подождет в тайге, подстрахует, — приказал маршал.

Ивлев его прекрасно понимал, сам о последствиях задумывался. Сломай он ногу, даже просто заблудись, и некому заменить его. К сожалению, в составе лаборатории пока не было равных ему по подготовке. Группа охраны во главе с Хановым совершенно не понимала смысла магических манипуляций. А колдуны абсолютно немотивированны, чтобы обезвредить американского агента ради ценного прибора.

Вот и получалось, что кроме него, заведующего лабораторией психодинамики колдовства, идти в скит некому. Да и то, если агент разглядит в прибор его, Ивлева, индивидуальное магическое поле — последствия предсказать трудно. Троица американцев вполне может оказаться спецгруппой. Тогда они положат всю экспедицию рядом с ним, Ивлевым, под обвал, или куда там еще, а сами уйдут через монгольскую границу.

Но рискнуть стоило. Подойти одному, усталому, интеллигентному, попроситься на ночлег, присмотреться и на месте решить. Если что, оперативник поможет. Или группа из лаборатории прибудет. Десантироваться в скит — десяти минут хватит.

— «Черт, как эта непогода мешает!»

23

Не работалось. Всех занимал таинственный поземный ход. Арнольд даже не стал делать занятой вид. Уселся на лавку, недавно занятую скелетом, закурил и негромко окликнул начальника:

— Васильевич, я что тебе сказать хотел… — а когда тот поднял голову от книги, закончил: — Мы ведь с Ленкой сопочку рассмотрели в бинокль. От пещер видно, там менгир стоит. Или дольмен развалился… Надо бы сбегать, глянуть втихаря…

— Ага. Ойроты тебя пристрелят, а я отвечай? Нет уж, сначала со скитом закончим, а туда перед отлетом завернем, — раздавил в зародыше опасное намерение Егор, но потом не удержался: — А как хоть выглядит?

— Да сравнить не с чем, там же лысо, ни одного деревца. Я так, примерно, оцениваю метра в два-три высотой. Толстенный плоский камень, кверху заостренный. Почти гладкий, понимаешь, и торчит вертикально. Останцем быть не может, зуб даю!

Они еще поговорили, посетовали, что дождь застит, не разглядишь. Поспорили тихонько, не привлекая внимания, и сошлись на мнении, что лезть к менгиру не стоит, опасно. Кончится дождь, тогда его можно и телевиком снять отсюда, из-под купола. Ойроты не узнают, а по фотографии сообразить, что за сооружение и под охраной ли, гораздо проще.

Тут все бросились к щели. Вернулся злой и перепачканный пылью Валентин. Распрямившись, полез в карман. Выпутал фонарь с разбитым стеклом и лампочкой, досадливо бросил на стол:

— Гадство! Разбил в самом конце. Короче, так. Это ход по золотой жиле. Сто процентов! Гнезда самородного золота выработаны полностью, остались редкие крошки. Я проверил, вот образец, — Валентин предъявил ладонь, где лежала крупинка желтого металла: — Местами высота и ширина доходит до полутора метров, а в основном я полз или шел на карачках. В самом конце штрека есть полочка, а потом бордюр. Там начинается расширение, естественная пещера, ниже бордюра метра на два. Вот я туда заглянул, а фонарик сорвался с головы, стал падать. Я попробовал поймать, и об стену его…

Егор уже исследовал крошку, легко разрезав ножом.

— И что в пещере?

— Не знаю, но у стены стоят какие-то предметы. Похоже на тайный склад наших раскольников. Да если бы не фонарь…

Валентин рассказывал страстно, темпераментно, описывал повороты, возвышения, карманы, в которые заглядывал, и где можно развернуться для возвращения, а закончил совсем жизнерадостным заявлением:

— Ползти можно спокойно, змей нет, я проверил.

Все воодушевились. Егор не стал возражать, и группа — американцы и он сам, поползла в темноту штрека. Предусмотрительный начальник заставил Дика взять с собой веревку, и отправил первым. Сам пошел замыкающим, прихватив карабин. Возмущенные требования парней допустить их к разведке, и молчаливый упрек Лены — проигнорировал.

Штрек оказался неровным. Ползти, держа в руке фонарь, а в другой — винтовку, оказалось делом трудным. Однако американку Егор нагнал. Луч уперся в круглый зад, где сквозь ткань эластичных джинсов проступали контуры трусиков. Смотреть, как неуклюже, высоко поднимая зад, двигается Венди, не хотелось, поэтому начальник выключил фонарь. Свет с ее стороны просачивался, когда она ударялась спиной в потолок хода, вскрикивала и опускалась на живот.

— Ты ноги растопырь в стороны! Ползи, изгибаясь туловищем, — попытался подсказать Егор, но девушка предпочитала нелепую позу.

В одном месте высота сократилась до сантиметров сорока, там американка поползла. Воздух протягивало ощутимо, почти сквозняком, и дышать было легко, но от усилий пот прошиб начальника экспедиции минуте на десятой. Это движение казалось бесконечным, а самое страшное, что появились признаки усталости. В голову пришли мысли, что развернуться в узком лазе невозможно, а пятиться, значит, задрать одежды на голову и заклиниться…

Впереди раздался радостный клич Дика:

— Йес!

Чуть позже присоединился восторженный женский визг. Ноги Венди уползли вбок. Исчезла за каменным бортиком ее голова, отцепились пальцы рук. Визг удвоился. Егор навалился грудью на бортик. Щель, из которой они выползали в пещеру, открывалась высоко под потолком. Он протащил карабин вперед, осторожно опустил, придерживая ствол пальцами. Длины руки и карабина хватило как раз. Рывком повернувшись, соскользнул на пол, глянул вверх. Бортик скрыл лаз, замаскировал под естественные складки потолка и стен. Не зная места, найти его можно только случайно. Затем, сдерживая нетерпение, Егор шагнул вперед.

В свете фонарей тускло блестела сделанная из желтого металла баба, размером и формами схожая с каменными изваяниями, одиноко стоящими во многих местах Сибири. Непропорционально короткие ноги и длинное туловище. Длинный плоский нос, припухшие глаза, оставляющие узенькую щелочку глаз, черные точки зрачков. Узкие плечи и округлый, как у беременной, живот. Руки, полусогнутые в локтях, держат ребенка, прижимая его к небольшой груди.

— «Мадонна, один в один!» — отметил Егор, еще не придя в себя от шока. Отступил к стене, присел на корточки, всматриваясь, впитывая в себя момент открытия. Такого восторга, как раскрепощенные американцы, он себе не позволил. Но в нем вскипала волна, не поддающаяся описанию. Двухсотметровый вал цунами лишь слабо может проиллюстрировать буйство эмоций кандидата наук, открывшего легендарную статую. Все смыто и разрушено, до основания. А пережившие стихию люди теряют дар речи. Вот и Егор смотрел молча. Трое американцев издавали возгласы восхищения, похожие на «Вау!», «Адмирабль!» или на ругань. Они неосмысленно сновали вкруг фигуры, напоминая муравьиную суету.