Александр Казанцев - Льды возвращаются

— Сэр, умоляю… сейчас не до сомнений. Они наступают.

Автоматная очередь зазвенела стеклами в окнах коттеджа. Разговаривающие присели.

Я узнал обоих. Малыш оказался моим боссом, а второй без шлема… юным миллиардером Ральфом Рипплайном, наследником Джона Рипплайна, пароходного, нефтяного и алмазного короля, столпа долларовой династии и председателя Особого комитета промышленников, штаба мира частной инициативы.

Теперь-то я знаю, как все это произошло. Могу даже представить себе все детали, занося их в дневник.

Они собрались в одном из ночных клубов Гарлема. Мой босс, Малыш, встречал его у подъезда. Они вошли в зал, где гремел джаз. Негры в белых фланелевых костюмах, подпрыгивая на стульях, исступленно дули в трубы и саксафоны. Все, кто был в зале, танцевали: молодцеватые молодые люди в строгих, таких же, как у вошедшего Ральфа, изысканно небрежных костюмах, бритые едва ли не в первый раз в жизни или уже отпустившие тоненькие элегантные усики, их юные партнерши с лихорадочно блестевшими глазами, чуть излишне подкрашенными губами и обнаженными плечами…

Образовав тесную толпу, они тряслись в такт истерическому ритму — подобно огромному студнеобразному телу. Но, честное слово, это было забавно, когда они, шутливо подергиваясь, сплетаясь в объятьях или, нагнувшись вперед, упирались лбами, как бы бодаясь, и выделывали ногами жизнерадостные па.

Ральф Рипплайн вошел, и музыка оборвалась. Танцоры еще продолжали двигаться. Это напоминало кадр кинофильма при выключенном звуке. Люди топтались, передвигались, прижавшись друг к другу, а звук, извинявший их действия, отсутствовал. Это было весело, и все засмеялись.

Но вдруг сразу молодые люди стали серьезными, с грубоватой поспешностью покинули своих дам и устремились к Ральфу.

Ральф, юный атлет, охотник на слонов и тигров, отважный путешественник, азартный игрок и спортсмен, наследный принц долларов, подавал пример. Вместе с ним они должны были рисковать жизнью во имя спасения свободного мира, возрождая славную американскую традицию смело, решительно и романтично решать самим дела страны, когда власти бессильны.

И вереница автомобилей помчалась из Гарлема к Хедсон-риверу.

В первом открытом спорткаре летели Ральф и Малыш. Оли остановились у входа в туннель. Малыш заплатил частному полицейскому в трусиках и широкополой шляпе за проезд всех сорока восьми автомашин.

И все сорок восемь машин одна за другой скрылись в черном устье, унося в туннель респектабельных молодых людей…

А когда автомобили выскочили на противоположный берег реки уже в штате Нью-Джерси, то в них сидели… марсиане.

Можно понять романтических молодых людей. Для черномазых ниггеров хороши были белые балахоны, для борьбы с красными смутьянами пошли в дело черные балахоны. В наш век космических полетов, освоения других планет, балахоны, естественно, должны были уступить место чему-нибудь другому, более современному, символическому.

Не скрою, я был потрясен в ту жуткую ночь, но, если говорить теперь о событии спокойно, следует ли осуждать патриотов за жестокость, если она сдерживает разрушителей цивилизации? Как ни жаль Дреда и Рея, но они были неизбежными жертвами, погибнув по воле господней…

Я видел проявление благородной храбрости со стороны Ральфа Рипплайна.

Когда смутьяны снова перешли в атаку, он надел свой вонючий шлем и бросился в контратаку во главе других марсиаи.

Но их отбросили назад. А Ральф Рипплайн, сраженный пулей, мешком свалился на асфальт.

Я выполз из кювета.

Малыш исчез.

Рабочие хлопали меня по плечу и смеялись над марсианами.

— Экие балахоны выдумали! — говорил один здоровенный детина, толкая ногой поверженного марсианина.

Знал ли он, кого коснулся его грязный башмак!

Подошел сенатор Майкл Никсон.

— Караульте эту дохлую скотину! — распорядился он и повел своих головорезов преследовать отступающих марсиан.

С меня было довольно. Я был рад, что остался цел, и стал перезаряжать фотоаппарат.

— Ну и придумали же балахоны, — повторил тот, что трогал ногой марсианина. — Надо же так оскорблять обитателей далекой планеты. Они небось орошают там пустыни, талую воду полярных льдов за тысячи миль по трубам подают… А эти… рабочих террором вздумали пугать?

Я промолчал. У меня была своя точка зрения.

— А что, парень из газеты, на Марсе уж, наверное, не капиталистический строй? — спросил еще один рабочий с автоматом.

Я пожал плечами.

В улицу с площади въехал спорткар и, скрипнув тормозами, с ходу остановился около марсианина.

За рулем сидел молодой человек с завязанной бинтом нижней частью лица. Я сделал вид, что не узнаю его.

— Ну, давай, что ли! — грубо крикнул он. — Долго тут мне торчать под пулями? Булькнешь, как часы в колодце.

— Чего давай? — не очень приветливо отозвались рабочие.

— Как чего? Марсианина дохлого. Меня послали привести его, пока он не очухался. Ты что, не узнаешь?

— Что за авто? — не спеша осведомился рослый детина, освещая автомобиль фонариком. При виде огромного мотора гоночной машины он поцокал языком.

— Захватили за углом, — объявил водитель. — Хороша, парень, как таитянка лунной ночью. Давайте, что ли, а то жаль, если у такой красотки продырявят чулочки.

Простодушное восхищение рабочих машиной разрешило колебания. Они подняли тяжелое тело и, как мешок, бросили в кузов.

Машина рванулась с места.

— Развернусь за углом! — крикнул водитель.

— Стоп! — раздался срывающийся голос рыжего сенатора, бежавшего по тротуару.

Затрещала очередь автомата.

— Это же наш! — горячился детина. — Мы захватили шикарное авто, клянусь потрохами. Там наш сидит.

— Наш? — переспросил Майкл Никсон. — Дуралей! Этот «наш» — мой кузен, пройдоха Джордж Никсон! Вырвал вещественное доказательство. Но я увидел его гнусную рожу, знаю теперь, с кем мы имеем дело.

— С марсианами?

— Нет. С Рипплайнами.

— Ясно, — отозвался рабочий.

Я восхищался подвигом босса…

И я понимаю, почему через неделю он стал владельцем газетного треста «Ньюс энд ньюс», а молодой Ральф Рипплайн «уехал в Европу лечиться»…

Вооруженное столкновение в Ньюарке явилось законным поводом для введения туда войск и объявления военного положения, в связи с чем рабочие завода по закону Скотта обязаны были возобновить работу.

Славный Рыжий Майк, коммунистический сенатор Майкл Никсон, за руководство вооруженным восстанием на основании закона Меллона специальным решением сената был лишен депутатской неприкосновенности и заключен в тюрьму.