Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит
За серыми стенами уже опустились сумерки, но мало где в городе светились огни. Столь же мало было и людей, а те, кого я видел, спешили куда-то, угрюмые и торжественные, будто стремясь по не терпящим отлагательства похоронным делам. Вдоль узких улиц тянулись высокие здания – их балконы нависали над головой, их окна были занавешены тяжелыми шторами или закрыты ставнями. Тишину нарушал лишь непрестанный звон колоколов, иногда негромкий и отдаленный, а иногда вдруг раздававшийся прямо над головой.
Я углублялся в окутанные сумеречным светом улицы, блуждая среди погруженных в тень особняков, и мне казалось, будто я с каждым шагом все больше удаляюсь от собственных воспоминаний. Именно поэтому я не стал сразу же спрашивать дорогу до таверны, но предпочел затеряться в сером лабиринте зданий, которые погружались в сгущающуюся темноту и туман, словно растворяясь в забытьи.
Пожалуй, душа моя пребывала бы почти в полном умиротворении, если бы не перезвон колоколов, который то и дело вызывал мысли о погребальном обряде и о тех колоколах, что звонили по Мариэль. Но едва он прекращался, мысли мои вновь обретали праздную легкость, и я более не чувствовал угрозы в окружавшем меня тумане, шагая дальше по многочисленным темным переулкам, мимо многочисленных, будто покрытых саваном таинственных особняков, внутри которых, как мне почему-то казалось, не было ничего, кроме паутины, тишины и дремоты, – но затем снова раздавался ненавистный звон колоколов. Мне чудилось, будто звон становится тише, ослабевая с каждым повторением, и я надеялся, что вскоре вообще перестану его слышать и он уйдет в забытье вместе с моими тревожными воспоминаниями.
Я понятия не имел, как далеко углубился в Мальнеан и как долго бродил среди домов, все обитатели которых, казалось, спали или умерли. Но все же наконец я почувствовал, что очень устал и пора задуматься о еде, вине и ночлеге. Однако нигде по пути мне не попалась вывеска постоялого двора, и я решил спросить дорогу у следующего прохожего.
Как я уже говорил, людей на улицах было мало – насколько мало, я, похоже, даже не осознавал. Теперь же, когда я собрался обратиться к кому-нибудь, они как будто вообще исчезли; я шел все дальше и дальше, но мне не встретилось ни единой живой души.
Наконец я увидел двух женщин в серых одеждах, холодных и тусклых, как пелена тумана. Лица их были закрыты вуалями, и они куда-то спешили с той же целеустремленностью, которую я замечал у всех прочих обитателей города. Я осмелился подойти к ним и спросить, не могут ли они показать мне дорогу до постоялого двора.
– Мы заняты, – ответили они, даже не остановившись и не повернув головы. – Мы ткачихи саванов, и нам нужно соткать саван для леди Мариэль.
При звуках имени, которое из всех имен на свете я меньше всего ожидал и желал услышать, меня охватило страшное смятение, и изумленное сердце мое объял невообразимый холод, подобный дыханию могилы. Воистину, как могло случиться, что в этом туманном городе, столь далеком во времени и пространстве от всего, с чем я стремился порвать, недавно умерла женщина, которую тоже звали Мариэль? Совпадение выглядело столь зловещим, что в душу мою внезапно проник странный ужас перед улицами, по которым я блуждал. Имя с еще большей неизбежностью, нежели колокольный звон, вызвало в памяти все то, о чем я тщился забыть, и погасшие было воспоминания обожгли мою душу, словно раскаленные угли.
Я продолжил свой путь, лихорадочно ускорив шаг, подобно местным горожанам. Встретив двоих мужчин, тоже с головы до пят одетых в серое, я задал им тот же вопрос, что и ткачихам саванов.
– Мы заняты, – ответили они. – Мы гробовщики, и нам нужно сделать гроб для леди Мариэль.
С этими словами они поспешили дальше, и в тот же миг вновь раздался колокольный звон, на сей раз совсем рядом, еще мрачнее и грознее, чем прежде. И все, что меня окружало, – высокие туманные дома, темные неясные улицы, редкие призрачные человеческие фигуры – вдруг наполнилось невнятным смятением, и страхом, и растерянностью, будто я наяву угодил в ночной кошмар. Совпадение, с которым я столкнулся, с каждым мгновением казалось все страннее, и у меня промелькнула чудовищная и абсурдная мысль, что этот фантастический город каким-то непостижимым образом связан со смертью той самой Мариэль, которую я знал. Естественно, разум мой отвергал подобное, и я продолжал убеждать себя: «Мариэль, о которой они говорят, – вовсе не та Мариэль». И мне крайне досаждало, что столь невероятная и нелепая мысль раз за разом возвращается вопреки всяческой логике.
Больше мне не встретилось людей, у которых можно было бы спросить дорогу. Но, борясь с охватившим меня темным недоумением и обжигающими воспоминаниями, я вдруг заметил, что стою под выцветшей от непогоды вывеской постоялого двора; буквы на ней наполовину стерлись от времени и поросли коричневым мхом. Само здание выглядело столь же старым, как и все дома в Мальнеане; верхние его этажи скрывались в клубящемся тумане, и лишь несколько огоньков украдкой мерцали в вышине, а когда я поднялся по ступеням и попытался открыть тяжелую дверь, в нос мне ударил заплесневелый запах древности. Но дверь оказалась заперта на замок или на засов, и я заколотил по ней кулаками, стремясь привлечь внимание находившихся внутри.
После долгого ожидания дверь наконец медленно и неохотно отворилась, из-за нее выглянул похожий на мертвеца человек и со зловещей серьезностью уставился на меня.
– Чего тебе надо? – мрачно бросил он.
– Комнату на ночь и вина, – ответил я.
– У нас не найдется для тебя крова. Все комнаты заняты прибывшими на похороны леди Мариэль, и они потребовали себе все вино в доме. Поищи другое место для ночлега. – И он быстро захлопнул передо мною дверь.
Мне ничего не оставалось, как продолжить свои блуждания по городу, и терзания мои усилились стократ. Серый туман и еще более серые дома навевали страх, подобно предательским могилам, из которых лезли трупы умерших времен, ощетинившиеся ядовитыми клыками и когтями. Я проклял тот час, когда вошел в Мальнеан, ибо теперь мне казалось, что таким манером я попросту завершил зловещий погребальный круг во времени, вернувшись в день смерти Мариэль, и жуткая реальность происходящего стала итогом моих воспоминаний о ней,
