Орсон Скотт Кард - Тень Эндера
Мальчишки с сомнением воззрились на него:
– Так он же там, ниже по течению. И с чего это он будет встречаться тут с каким-то откормленным поросенком?
Впрочем, их сомнения ничего ровным счетом не значили. Важно было другое – слава Ахилла разнеслась по всему городу.
– А с чего это я стану рассказывать вам про дела моего папы? – ответил Боб. – И в его семье все такие толстые. Ведь мы едим до отвала.
– И все такие же коротышки?
– Раньше я тоже был выше, да слишком много вопросов задавал, – дерзко ответил Боб, протискиваясь мимо них.
Он двинулся по Розенлаан, в ту сторону, где, как ему представлялось, мог жить уборщик.
Мальчишки за ним не увязались. Наверное, подействовало имя Ахилла – или уверенность, с которой говорил Боб, словно ему нечего было бояться.
А потом все опять стало совсем чужим. Боб внимательно смотрел по сторонам, надеясь, что узнает улицы, по которым уходил из дома уборщика. Нет, все тщетно. Он бродил, пока не стемнело, но даже тогда не отказался от своих поисков.
Повезло ему совершенно случайно. Боб остановился под уличным фонарем, пытаясь прочесть название улицы на прибитой к фонарному столбу табличке, как вдруг заметил на самом столбе нацарапанные значки и буквы. P¤DVM – вот что там было вырезано. Боб не имел ни малейшего представления о том, что это может означать. Он вообще не помнил эту надпись, но вдруг узнал. Он видел ее раньше. Даже не один раз. Значит, квартира уборщика была совсем рядом.
Боб медленно огляделся, тщательно фиксируя все детали. Вот оно! Небольшой многоквартирный жилой дом с наружной и внутренней лестницами.
Уборщик жил на самом верху. Цоколь, первый этаж, второй, третий. Боб подошел к почтовым ящикам и попробовал прочесть фамилии квартиросъемщиков, но таблички были слишком высоко, да и надписи сильно выцвели, а кое-где вообще отсутствовали.
Какая разница – ведь фамилии-то уборщика Боб все равно не знал. Нечего было и надеяться, что он ее распознает по табличке на почтовом ящике.
Внешняя лестница не доходила до верхних этажей. Ее, надо думать, пристроили к офису доктора, расположенному на втором этаже. А поскольку ночь уже наступила, то и дверь была заперта.
Ничего не оставалось, кроме как ждать. Если придется, то всю ночь напролет. Тогда утром он войдет в одну из дверей. А может, кто-нибудь придет домой ночью, и тогда Боб проскользнет внутрь дома вслед за ним.
Боб уснул, проснулся, снова уснул и снова проснулся. Он боялся, что его заметит полицейский и прогонит отсюда, а потому, проснувшись во второй раз, решил прервать свое ночное дежурство. Забравшись под лестницу, он свернулся калачиком, надеясь без помех провести тут всю ночь.
Проснулся он от пьяного хохота. Было еще темно, шел мелкий дождик – такой слабый, что еле-еле смочил ступеньки лестницы, а одежда Боба вообще не промокла. Он высунул голову, чтобы посмотреть, кто там хохочет. Это были мужчина и женщина, оба пьяные и веселые. Мужчина щупал, щекотал и щипал женщину, а та в шутку отбивалась от его приставаний.
– Ты что, уж и обождать не можешь? – спрашивала она.
– Никак не могу, – отвечал он.
– А сам опять захрапишь, так ничего и не сделав? – проворчала женщина.
– Не на сей раз! – решительно возразил мужчина. И тут его вырвало.
Женщина брезгливо отвернулась и зашагала вперед, не дожидаясь своего спутника. Он тащился за нею пошатываясь.
– Мне уже лучше, – пробормотал он. – Теперь все пойдет как надо.
– Цена выросла, – холодно ответила женщина. – И не забудь зубы почистить.
– Да почищу я, почищу…
Теперь они стояли перед домом. Боб приготовился проскользнуть в дверь за ними.
И вдруг понял, что его ожидание подошло к концу. Мужчина – тот самый уборщик из далекого-далекого прошлого.
Боб выступил из темноты.
– Спасибо, что доставили его домой, – вежливо сказал он женщине.
Мужчина и его спутница уставились на него с безмерным удивлением.
– А ты еще кто такой? – спросил уборщик.
Боб поглядел на женщину и многозначительно закатил глаза.
– Вот ведь нажрался, – сказал он и обратился к сторожу: – Мама совсем не обрадуется, увидев, что ты опять заявился домой в таком виде.
– Мама? – возопил уборщик. – Что за чушь ты несешь, черт тебя дери?
Женщина с силой оттолкнула своего кавалера. Он так плохо удерживал равновесие, что отступил на несколько шагов, ударился спиной о стену и медленно сполз по ней, хлопнувшись задницей о тротуар.
– Надо было раньше сообразить! – заорала женщина. – Значит, ты притащил меня к своей жене?
– Да не женат я! – ругался уборщик. – И пацан этот не мой!
– Я абсолютно уверена в том, что ты говоришь правду, – ядовито сказала женщина, – но ты лучше позволь ему помочь тебе взобраться по лестнице. Мамочка-то ждет. – И она пошла прочь.
– А как же мои сорок монет! – жалобно завопил уборщик, заранее зная ответ.
Женщина сделала непристойный жест и растаяла в ночи.
– Ах ты, паршивый недоносок! – прорычал уборщик.
– Мне надо было поговорить с вами наедине, – ответил Боб.
– Кто ты вообще такой, негодяй? И кто твоя мать?
– Вот это-то я и хочу выяснить, – ответил Боб. – Я тот ребенок, которого вы нашли в туалете и принесли домой. Три года назад.
Мужчина смотрел на него, онемев.
Внезапно темноту прорезал луч света. Потом другой. Боб и уборщик оказались в перекрестье ярких фонариков. Их окружили четверо полицейских.
– Даже не пытайся бежать, малыш, – сказал один коп. – И ты тоже, мистер Гуляка.
Но сразу затем раздался голос сестры Карлотты.
– Они не преступники, – сказала она. – Мне нужно только поговорить с ними. Вон там – наверху, в его квартире.
– Вы за мной следили? – спросил ее Боб.
– Я знала, что ты его разыскиваешь, – ответила Карлотта. – И не хотела вмешиваться до тех пор, пока ты его не отыщешь. А на всякий случай, если ты, молодой человек, считаешь себя непревзойденным ловкачом, разреши уведомить тебя, что по пути мы перехватили четырех уличных бандитов, которые охотились за тобой.
Боб снова закатил глаза:
– Вы думаете, я забыл, что такое улица?
Сестра Карлотта пожала плечами:
– Просто не хотела, чтобы ты впервые в жизни совершил ошибку.
И усмехнулась. С изрядным сарказмом.
– Итак, как я уже говорил, от Пабло де Ночеса мы не узнали почти ничего. Он иммигрант, живет только ради того, чтобы иметь возможность покупать себе проституток. Один из тех отбросов общества, которые стекаются сюда со всех сторон с тех самых пор, как Голландия стала Международной зоной.
Сестра Карлотта спокойно ожидала, когда инспектор полиции закончит свою речь, обильно пересыпанную всякими «как-я-уже-говорил». Но когда он упомянул о полной бесполезности уборщика, она не могла не возразить:
– Он взял себе этого ребенка. Накормил его и позаботился о нем.
Но инспектор лишь отмахнулся:
– Как будто нам беспризорников мало. Такие, как он, только и способны, что размножаться.
– Но все-таки вы от него кое-что узнали, – сказала сестра Карлотта. – Например, где он нашел ребенка.
– Дело в том, что найти людей, которые арендовали это здание, мы не сможем. У нас нет ничего, кроме названия той фиктивной конторы, но зацепиться не за что. Нет никакой возможности выяснить, кто они такие.
– Это «ничего» уже кое-что. Как я вам рассказывала, эти люди держали в том помещении много детей. Они прикрыли свое заведение в большой спешке и забрали оттуда всех детишек, кроме одного. Вы утверждаете, что компания фиктивная и ее отыскать невозможно. Но разве опыт не подсказывает вам, чем именно занимались в том помещении?
Инспектор пожал плечами:
– Конечно. Ферма органов.
– И что, никаких других вариантов нет? – На глазах у сестры Карлотты выступили непрошеные слезы.
– В богатых семьях рождается много неполноценных детей, – сказал инспектор. – Существует обширный черный рынок детских органов. Мы закрываем такие лаборатории, когда получаем о них сведения. Вполне допускаю, что полиция уже начала подбираться и к этой лаборатории, хозяева об этом узнали и быстренько смылись. Но в нашем департаменте нет никаких сведений о делах подобного рода, относящихся к интересующему вас году. Так что ничего у нас нет.
На этот раз сестра Карлотта спокойно отреагировала на неспособность инспектора оценить всю важность полученной информации.
– А откуда вообще берутся дети?
Инспектор удивленно воззрился на нее, словно она спрашивала, имея в виду буквальное значение фразы.
– Эти торговцы детскими органами, – разъяснила она, – откуда они берут детей?
Инспектор опять пожал плечами:
– Обычно все эти дети – результаты абортов на поздних сроках. Кое-кто договаривается с клиниками. Отказные дети. Все в таком вот роде.
– Это единственные источники?
– Трудно сказать. Кого-то, может, похищают. Но не думаю, что это основной источник, – не так уж много детей можно пронести мимо системы внутренней безопасности в родильных домах. Продажа собственных детей? Да, об этом поговаривают. Семья беженцев прибывает с восьмью детьми, а через несколько лет у них только шестеро. Они оплакивают умерших, но кто может что-либо доказать? Проследить все это довольно затруднительно.
