Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Желая сделать возможно больше, Алексей всегда торопился. Часто не все у него получалось как надо, приходилось начинать сызнова, но он не признавал усталости, даже когда тело ныло, чувствовалась боль в каждой жилочке, руки опускались как плети, его исцарапанные, с ожогами, в пятнах неотмытого асфальтового лака руки. Лишь они и дают Алексею право чувствовать себя полезным.

Он втайне завидовал своему ровеснику Макушкину. Вот кому повезло! Был колхозником, потом поступил на фабрику учеником токаря, затем на курсы электриков, оттуда его послали на завод монтером; года два проработал — и вот он уже здесь, на целинных сибирских землях. Правда, его направили в совхоз, а он почему-то попал на опытное строительство. Но и здесь люди нужны, дело не маленькое.

Что особенно привлекало Алешу Васильева и почему он так завидовал судьбе своего ровесника — это возможность познать и труд землепашца, и токаря, тянуть провода, паять, разбирать и чинить моторы, если нужно — выточить подшипник, заварить лопнувшую станину. Все это умел делать Макушкин, руки у него были поистине золотые. Алеша совсем недавно начал работать, а потому с ним постоянно случались несчастья: то провода не так скрутит, то паяльную лампу испортит, то руки обожжет горячим варом; станет привинчивать фарфоровые ролики, а они почему-то трескаются. И все же он не унывал: когда-нибудь научится всему. А пока хотелось сделать как можно больше.

Он только что закончил смену изоляторов и спешил на помощь Макушкину. Усталость брала свое, занемели ноги — долго висел на столбе. Вскинул когти на плечо, пошел медленно.

Оглянулся, чтобы полюбоваться на сделанное. Ровно стоят новые белые стаканчики, а другие уже потемнели от времени. Между соседними столбами блестят провода. Это тоже его работа. А вон там они спускаются к проходной будке. Тоже его. В окне общежития Алексей заметил женщину, она гладила, за утюгом скользил зеленый шнур. Куда тянулся шнур? К розетке. А кто ее привинтил к стене, кто делал всю внутреннюю проводку в этой комнате? Алексей. Вон там у забора на мачте — прожектор. Кто его туда поднимал? Конечно, он, Алексей.

Под ногами рыхлая, еще не успевшая осесть, недавно выкопанная полоса земли: что под ней? Силовой кабель. Его своими руками укладывал Алексей, потом зарывал лопатой, землю притаптывал, утрамбовывая, будто танцевал от радости по случаю законченной работы. И все-все, что он здесь видит, — его труды, его дела.

Высокая железная стена скрывала от Алексея все, что за ней делается. Наверное, Макушкин уже закончил подводку кабеля, надо спросить, нужна ли ему помощь, и получить новое задание.

За стеной Макушкина не было. Слышался металлический цокот каблучков. Заложив руки в карманы своего белоснежного пальто, Надя ходила по железной платформе взад и вперед, при каждом повороте резко взмахивая полами. Тут же неподалеку, задумавшись, стоял Багрецов, опираясь на панель генератора. Алексей уже поднялся на лестницу, но потом решил, что здесь идет серьезный разговор, и хотел уже вернуться, как Надя тут же обратилась к нему:

— Вас-то мне и надо. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы кабель подвести? Не хочется по такому пустяку обращаться к начальнику строительства. Узнайте, Алеша. Прошу вас.

Он скрылся мгновенно. Наверное, что-то опять случилось. Где же Макушкин?

Макушкина не надо было долго искать. С другой стороны стройкомбайна, раскинув ноги в коротких — гармошкой — сапогах, в которые были заправлены засаленные брюки спецовки, лежал Макушкин, покуривал. По-осеннему мягко грело солнышко, сладко слипались глаза. Как длинный лоснящийся угорь, рядом тянулся кабель, его конец терялся в сухой пожелтевшей траве.

Надвинув на самые брови кепочку с крохотным козырьком, Макушкин равнодушно спросил об изоляторах:

— Все сменил? Аль еще остались?

— Нет, не остались. А здесь как? — Алексей взглядом указал на кабель.

— Обыкновенно. Загораем.

Алексей не привык к этому понятию. Что значит «загорать»? Почему задержка?.. Рабочих нет? Все на выгрузке? А мы?

— Тебе что… больше всех нужно? — Макушкин сплюнул сквозь зубы. — Наше дело сторона. Канавы рыть не нанимались. Каждому свое. Понял?

— Ничего не понял. Тут лопатка есть. Один час работать.

— А кто платить будет? Ты, что ли?

— Не знаю. Но работа стоит. Почему ждать?

— Не знаешь? Тогда помалкивай. Пусть начальство беспокоится. Они вон где, — Макушкин поднял палец к небу. — А мы по земле ходим. Нам копейка нужна.

Несмотря на явное недовольство Макушкина, Алексей побежал за лопатой.

— Ты, я думаю, очень устал, — сказал он, вернувшись. — Я один буду делать.

Поднявшись, Макушкин отряхнулся; подойдя к Алексею вплотную, схватил заступ.

— Моего разрешения нету!

— Я буду сам…

— Сам с усам, — заплывшие глазки Макушкина вспыхнули яростно. — Брось, говорю!

Никогда Алексей не видел его в таком состоянии. За что сердиться? Совершенно непонятно.

— Почему? — удивлялся он, и лицо его сделалось совсем растерянным. — Почему?

— А потому. Нечего их баловать.

— Кого? Что есть «баловать»?

— Ты мне дурачком не прикидывайся. Сам знаешь кого — начальников.

— Не понимаю. Значит, тебя баловать? Ты есть мой начальник.

Макушкин в сердцах плюнул, бросил заступ и заговорил густо и хрипло:

— Психованный ты, что ли? Или как еще назвать? Я — «начальник куда пошлют». Всякие там нормы и расценки я не устанавливаю. На то есть шибко грамотные, не нам с тобой чета. Начальники бумажки подписывают, а мы спину гнем. Им палец дай, а они руку оттяпают. Вот и выходит, что им потакать нельзя. Ты сегодня канавку вырыл за спасибочки, а завтра они ее в твою норму впишут. Вот и умоешься, — он скользнул пятерней по лицу. — Будь здоров.

Трудно было Алешке разобраться в таких сложных для него вещах, как нормы, расценки. Вот почему доводы Макушкина казались ему странными и, во всяком случае, неубедительными. Кабель нужно убрать под землю. Это ясно. Руки есть, лопата есть. Так в чем же дело? Он поплевал на ладони и нагнулся поднять заступ.

— Тебе что приказано? — вскипел Макушкин. — Законы свои устанавливаешь? Откуда прискакал, туда и катись!.. В свою Америку.

Алексей побледнел. Почему в «свою»? Разве он не дома? Алексей молча поднял заступ и вонзил в мягкую податливую землю.

Макушкин готов был избить его до полусмерти, но сдержался. Он знал, что и пожаловаться нельзя. Начальству только работу подавай, а там хоть трава не расти, за твой карман страдать не будут.

«Выслуживается, черт, — с ненавистью глядел он на Алексея. — Подмазывается, боится, чтоб обратно не отправили. Неизвестно еще, зачем он здесь устроился. За деньгами не гонится, работает чуть ли не задарма и всюду свой нос сует».