Антон Орлов - Антираспад

Нет, Норберт не мог этого отрицать. Он молча развел руками, признавая свое поражение.

— Только одного я до сих пор не поняла… — Лицо Аманды стало задумчивым. — Перебрасыватель — замечательное изобретение, и мы на нем громадное состояние сколотим. Но при чем тут счастье для всего человечества, о котором говорил Зеруат? Ведь человечество будет пользоваться услугами нашей фирмы и жить, как раньше. Может, я что-то упускаю…

— Зеруат действительно собирался осчастливить человечество и часто об этом говорил. — Норберт пожал плечами. — До меня тоже никак не дойдет, что он имел в виду.

— Мгновенный обмен идеями между разными мирами? — предположил Феспис.

— Если учесть, что такое Раглосса и кто такой Зеруат, — ему бы это вряд ли понравилось! — скептически хмыкнул Норберт.

— Неограниченные возможности для шпионажа? — высказался компьютерщик. — Как раз по его профилю.

— Но ведь он говорил не про себя, а про все человечество, — напомнила Аманда.

— Если не можешь без кого-то жить и очень хочешь кого-то увидеть, — тихо произнесла Илси, — а Перебрасыватель тебя сразу доставит, куда надо. Пусть это не счастье, но все равно важно.

Норберт стиснул зубы: он бы предпочел, чтоб она относилась к жизни проще и радовалась настоящему, не пытаясь вернуть то, чего больше нет. Потом, спохватившись, предупредил:

— Не рассылайте рекламу, пока я не закончу улаживать юридические вопросы. Иначе нас сожрут.

На юридические вопросы ушло около двух недель. Норберт остановил свой выбор на конторе Робера Гелто и Людмилы Масловой. Гелто и Маслова были опытными юристами с обширной практикой и хорошей репутацией. Помимо обычного гонорара, Норберт, заручившись согласием остальных, предложил им участие в прибыли, и теперь они были кровно заинтересованы в том, чтобы «Антираспад» ни в коем случае не остался в убытке.

Каждое утро (по лидонскому времени) магнитоплан выскакивал из гиперпространства в гуще изрядно помятого ударной волной кустарника. Сняв скафандры, Норберт и Илси облачались в специальные, полностью закрытые костюмы из эластичного пластика и продирались через колючие заросли к шоссе. Сбросив защитную экипировку, оба оставались в модной одежде делового стиля. Вначале приходилось добираться до города на попутных машинах, но начиная с третьего дня их неизменно ждал у обочины личный автомобиль Робера Гелто с роботом-шофером. Гелто и Маслова посетили станцию, воочию убедились, что новые клиенты не блефуют. Наконец все необходимые документы были составлены, подписаны, заверены печатями и заперты в сейфах: теперь каждый, кто захочет отнять Перебрасыватель, надежно увязнет в трясине Закона.

— Нор, можно рассылать рекламу? — сияя, спросила Аманда.

— Рассылайте.

— Тогда приступаем. Я уже говорила вам, ребятки, на рекламе я собаку съела. Можем поспорить, клиенты к нам наперегонки побегут, даже штаны надеть забудут! И вот что, мы ведь солидная фирма… А значит, обязательно должны устроить для них презентацию, на которой все должно быть как полагается.

Глава 20

После вчерашнего брифинга Премьер-Губернатор чувствовал себя как масло, размазанное по бутерброду. Это состояние не было похоже на похмелье, все разновидности которого Харо Костангериос постиг на собственном опыте. Он ясно помнил, что происходило вчера вечером, его не тошнило, руки не дрожали. Зато он ощущал неодолимую физическую слабость плюс почти полное отсутствие душевной энергии. «Лионелла — сука!» — прошептал Премьер, глядя на сводчатый хрустальный потолок своей спальни. Ежедневные официальные мероприятия его доконали, он переутомился от непомерной для одного человека нагрузки — все симптомы налицо! Брифинг стал последней каплей. Хотел отказаться, но эти чертовы советники настояли, чтобы он туда поехал. Мол, созданная Лионеллой Костангериос общественная организация — именно то, в чем Валена сейчас остро нуждается, и все должны увидеть, что правительство поддерживает этот прекрасный почин. Надо было послать их в задницу и хоть один вечер отвоевать для отдыха. Нынешний упадок сил — расплата за уступчивость.

Премьер с трудом сел на постели, опустил ноги на пол. Дотронулся вялым пальцем до кнопки на пульте — потолок стал прозрачным, в комнату хлынул солнечный свет. Хрустальный Дом, традиционная резиденция валенийских верховных правителей (в прошлом — городская императорская резиденция), возносился над Соледадом, вызывая восторг и у валенийцев, и у инопланетных туристов. Четыре мощные белоснежные колонны поддерживали круглую площадку, на которой располагалось изящное строение, увенчанное хрустальной полусферой. Днем она ослепительно сверкала на солнце, по ночам, благодаря искусной подсветке, переливалась всеми оттенками радуги. Колонны лишь издали выглядели колоннами — это были двадцатиэтажные здания, где размещались правительственные учреждения. Харо Костангериос прикоснулся к другой кнопке. Западная стена тоже стала прозрачной, и теперь он, не вставая с постели, мог любоваться своей столицей, раскинувшейся под голубым южным небом. Если бы не проклятая слабость… Наверное, так чувствовала себя эта паршивая дрянь, Илси, пока не побывала в Тренажере.

Мысль о том, что он в чем-то уподобился отродью дегенератки Наоми, напугала Премьера. Нет уж! Он сильный, умный, инициативный руководитель, хозяин Валены… Премьер-Губернатор заставил себя подняться на ноги, вызвал лакея, с его помощью оделся. Потребовал утренний кофе и секретаря с докладом. Голова кружилась. Чтобы взбодриться, велел вместо кофе принести виски. Завтрак ждал в соседнем зале. Блестел нефритовый пол, в нишах стояли статуи с неестественно удлиненными пропорциями — они не нравились Премьеру, но считались шедеврами постклассицизма поздней Империи, и к тому же их присутствие было освящено традицией. Он в одиночестве сидел за овальным столом в центре зала и пил виски, по обе стороны от его кресла вытянулись в струнку лакеи. Вошел секретарь — изможденный, бледный, под глазами синяки. Премьер удивился: он привык к цветущему виду своего помощника.

— Извините, господин Костангериос, — поймав вопросительный взгляд, виновато улыбнулся секретарь. — Не знаю, в чем дело, но я неважно себя чувствую со вчерашнего вечера. Это не помешает мне работать.

— Тоже переутомился, — кивнул Премьер. — Как я. На вот, выпей. Поможет.

Секретарь вместе с ним посетил брифинг, устроенный новой общественной организацией «Валенийские женщины за чистоту нравов». Сколотила ее Лионелла, причем в рекордно короткие сроки. Еще совсем недавно Премьер, как мальчишка, радовался, что его несносная сестрица, испортившая ему не один литр крови, сидит взаперти на своей загородной вилле в Чантеоме, болеет, страдает и готовится к отбытию в мир иной. Уж теперь-то, став всесильным правителем, он отдохнет от ее придирок и упреков! Как бы не так… Лионелла вдруг раздумала умирать, примчалась в Соледад и развила кипучую деятельность. Провела несколько пресс-конференций, призывая всех валенийских жен и матерей объединиться для непримиримой борьбы за чистоту нравов; при этом (вот дура!) то и дело туманно намекала, что из-за влияния безнравственных людей потеряла родную племянницу, которую воспитывала с пеленок. Премьер занервничал: еще не хватало, чтоб она разболтала про Илси и Карен и про его собственную незавидную роль в этой истории! Короче, он вызвал Лионеллу для конфиденциальной беседы, а та начала его шантажировать: она никому не скажет про скандал с его дочерью при условии, что он будет оказывать ее обществу всевозможное содействие. И Харо Костангериос капитулировал.