Владимир Кузьменко - ДРЕВО ЖИЗНИ(Фантастический роман в 3 книгах)

– Ну а эти рабочие? Зачем вы им сделали мозговые операции?

– Это подонки общества, которых мы набрали на самом дне. Преступники и потенциальные убийцы. Каждый из них кончил бы жизнь в тюрьме, совершив перед этим преступление. Мы спасли фактически общество от них, а их самих от самих себя, лишив их потенции к преступлениям. В конце концов они сыты, и ты сам убедился, вполне довольны своей судьбой. А вообще, я тебя понимаю. Ты должен адаптироваться к новым условиям. Твоя ностальгия, поверь мне, скоро пройдет.

– А громадный цех по производству героина – это тоже оружие революции?

– А как же? Именно так! Когда-то очень крупный китайский деятель по имени Мао Дзэдун сказал, что опиум – это прекрасное и мощное оружие в руках революции. Кажется, так. За дословность не ручаюсь. Так вот, именно это оружие мы и производим. А собственно что? Какова задача в производстве любого оружия? Нанести ущерб противнику. Наркотики подрывают силы противника. Кто применяет наркотики? Недочеловеки! Те, которые и так обречены на вымирание. Мы только ускоряем этот процесс, чтобы быстрее высвободить на земле место для новых здоровых людей. Пусть тебя ничто не пугает. Пойми меня, новое, пока оно не родилось, может иметь непривлекательный вид. Эмбрион человека тоже уродлив, а ведь из этого эмбриона вырастает человек, и глядя на умопомрачительную красавицу, ты ведь не думаешь о том, как она выглядела в утробе матери. Так и наше движение – сейчас оно переживает эмбриональное развитие. Ты помнишь сказку Андерсена "Гадкий утенок"? Так вот, то, что тебе сейчас кажется гадким утенком, со временем станет белоснежным лебедем!

Они стояли возле причала. Был конец дня. Солнце уже повисло над горизонтом огромным огненным шаром. Темнота наступила быстро. Из сельвы донеслись голоса ревунов. Пронзительный хохот этих обезьян сливался с другими звуками ночной сельвы в единую какофонию, к которой европейцу всегда трудно привыкнуть. Лацис – житель севера, привыкший к мягким краскам своего края, тосковал по родным пейзажам, по белесо-голубому небу своей родины, по ее предрассветным туманам и долгим, медленно наступающим сумеркам.

– Послушай, Питер, – вывел его из задумчивости голос Бэксона.

– Ты просто устал. Тебе надо отдохнуть, немного поразвлечься. Я сам виноват. Из-за дел не мог уделить тебе достаточно внимания. Но сегодня я исправлю положение. Мы хорошо кутнем. Я, ты, доктор и… – он задумался на мгновение. – Да! – сказал он. – Это идея. Возьмем с собой Джонни.

Доктора – добродушного толстяка Курта Альтермана – Лацис знал хорошо. "Кто такой Джонни? А не все ли равно? – подумал он.

– Может быть, действительно, мне надо напиться? Напьюсь!" – решил Питер и пошел за Бэксоном.

Они прошли набережную, миновали главную улицу поселка и метров через триста завернули в аллею, обсаженную кустами роз. Дальше пошли домики, закрытые со стороны улицы живой изгородью. Лацис догадался, где они находятся, и остановился.

– Куда ты меня завел? – недовольно спросил он Бэксона. Тот дружески обнял его рукой за плечи.

– Все в порядке, старина. Ты, я, доктор и Джонни… Можешь быть спокоен. Все будет о'кэй. Пошли.

Лацис неохотно поплелся следом.

Дверь одного из домиков, на крыльцо которого поднялся Бэксон, открыла женщина лет сорока – сорока пяти.

– Как дела, старая каракатица? – приветствовал ее Бэксон.

Та отнюдь не обиделась на такое приветствие, напротив, улыбаясь, шире открыла дверь и что-то тихо прошептала Бэксону.

– Принеси пока выпить! – распорядился он, входя в дом и делая знак Лацису, чтобы тот следовал за ним.

В прихожей дома на стене висел телефон. Бэксон позвонил доктору, чтобы он шел к нему и по дороге захватил Джонни.

– Заходи, – пригласил он Лациса, открывая дверь в большую комнату.

Пол здесь был устлан коврами, посреди стоял стол, а по бокам у стен, увешанных зеркалами, – диваны, покрытые потертыми коврами.

– Располагайся! – предложил Бэксон.

Он сел на диван и начал стаскивать сапоги. – Снимай, дай отдохнуть ногам, – он швырнул сапоги в угол и остался в носках.

Лацис последовал его примеру. Несмотря на жаркий климат, жители поселка, опасаясь змей, которые тут водились в изобилии, вынуждены были носить сапоги из толстой кожи. За день ноги уставали так, что, казалось, наливались свинцом.

Лацис разулся, с наслаждением сел на диван и вытянул ноги.

Дверь отворилась, вошла молодая девушка с подносом в руках. На подносе стояли бутылки виски, стаканы со льдом и сифон с содовой водой.

– Ты будешь разводить? – спросил Бэксон, наливая себе почти полный стакан виски.

– Правильно! – согласился он, когда Лацис отрицательно покачал головой.

– Ты знаешь, я научился пить неразбавленные виски у себя на родине. Русские в этом понимают толк и не портят напиток.

Пока он это говорил, девушка принесла закуску и расставила на столе тарелки.

– Нас будет четверо, – сообщил ей Бэксон. – Так что тащи еще виски и чего-нибудь пожевать.

Лацис, который пил редко, быстро опьянел от одного стакана. Бэксон налил ему еще. "Буду пьяный!" – подумал Лацис, но осушил вслед за Бэксоном и этот стакан.

Когда к ним присоединился Альтерман и рыжий малый, который отрекомендовался: "Джонни!", Лацис был уже изрядно пьян. Ему стало весело и захотелось петь.

– Ты больше не пей, – добродушно посмеиваясь, посоветовал ему Бэксон. Он был совершенно трезв, как бывает трезв человек, привыкший к ежедневному употреблению крепких напитков, находясь в том периоде устойчивости к алкоголю, который потом неизбежно приводит многих к третьей стадии алкоголизма, когда уже одна рюмка валит с ног.

– Закусывайте, – Джонни услужливо пододвинул ему тарелку с тонко нарезанными ломтиками колбасы и сыра.

– Лучше съешьте ломтик ананаса, – посоветовал доктор.

– Спас-сибо, – поблагодарил Лацис заплетающимся языком. Он съел кусок ананаса, затем пожевал колбасу.

За столом между тем началась оживленная беседа. Доктор рассказывал анекдоты. Бэксон и Джонни покатывались со смеху.

Лацису стало неудобно за свое опьянение и он попытался "взять себя в руки".

– Вы давно здесь? – вежливо осведомился он у Джонни, которого видел впервые. Собственно, ему было глубоко безразлично, давно Джонни здесь или недавно, просто он хотел вступить в беседу.

– Я здесь наездами, – ответил Джонни. Почему-то его ответ вызвал веселый смех у остальных.

Лацису показалось, что они смеются над ним. Он обиделся и встал из-за стола, хотел выйти, но пошатнулся и упал в кресло. Поднявшись, однако, он нетвердой походкой направился к двери.