Многократор - Художник Её Высочества

Действительно, что-то в этом было. Собственная цена человека всегда выше его зарплаты. Интеллект меряет себя линеечкой, взвешивает, капает пипеточкой на ткани души «царскую водку», пытаясь определить собственную пробу и, соответственно, общественный вес, раз он общественное животное, а тут такая оказия. Здесь не потеть со страху надо, а пользоваться.

— Ромашки-рюмашки?

— Да уж. Лётчик должен быть всегда пьяным, потому что летать страшно. Но не сейчас. Пойдем-ка в город, яблок купим. Кому из нас не останется, всё равно сгодится.

Они шлялись по набережной, выдерживая паузу, приглядываясь друг к другу, меняя диспозицию войск, пытаясь определить возможное слабое место противника. Убивать нельзя. Но тут, знаете ли, такой случай подворачивается. Современный мужчинка изнежился. Половина признаётся:,Я голюбой, хи-хи., А признаваться в голюбизне, тоже, что признаваться:,Я слабак, хи-хи., Вот раньше! Тримушкетёры — настоящие мужики! там, шпаги, дуэли… Романтика! Главное, насладиться предоставленными возможностями.

— А если убивать помаленьку? Скажем, для начала отрежу тебе один палец, два, семнадцать, и буду наблюдать, на каком конкретно пальце и уровне потери крови произойдет самоликвидация дубля.

Только скусил шоколадную крышечку, мороженое сползло с палочки, словно палочка — раскаленный металл, и полетело вниз. Увидев, что мороженое падает на сандалету, еле успел отлягнуть ногой.

— Может мы настоящие близнецы? Мамуля что-нибудь там…

— Еголок нажевался?! Одно мороженое на двух палочках.

— А если жребий бросить?

— А переупоцеловаться не хочешь? Нам ведь с тобой всё можно, раз такая взаимная борьба великодуший. То есть вообще всё! Раз один из нас нежить. Зарегистрироваться, Гномиком, а, н, пропустить. Хочешь, я тебя зажмурюсь и поглажу?

— Выдоизнаблюю ведь на тебя, — взявшись демонстративно обсасывать палочку, с усмешкой поглядывая на себя.

— Возбуждает? Надо любить себя в искусстве. Вплоть до онанизма. Я себя люблю и холю.

— Но вне онанизма, к сожалению.

— Так может, попробуем?

— Почему нет? Семь бед — один ответ. Прямо сейчас?

— А пусть видят, кислогубые!

Они заржали на всю набережную, пуганув ворона с урны.

— Ну, ты дуррак!

— От дурака слышу. Пошли домой отселева.

— Почапали.

Тут же сверху им прилетел подарок судьбы. Перед ними в метре шлёпнулось беленькое. Может быть даже из зада того шуганувшегося от нехорошего хохота ворона.

— Промазал снайпер?

— Косожопый!

Высказались по поводу небесного каловыделения птичек, враз показали в зенит палец, а от того, что враз, скривились.

В лифте Степан, взяв себя за локоток, приблизился лицом к лицу на расстояние, имеющее особый смысл.

— Или ж поцелуемся? Кстати, открой-ка рот, кумир Бельведерский.

Неделю назад вывалилась пломба и недосуг в связи с бурно протекающей жизнью, сходить к стоматологу.

— Не звени ушами. Вывалилась она. А у тебя? Открой-ка зевальник.

Степан чмокнул дуплом.

— Мда… В самом деле. Сейчас пойдём? Пускай обоим тогда сверлят до пяток.

— Я не пойду, боюсь стоматологов. Ты иди, а я буду есть…

— Компот, — закончил меланхолично Степан.

И второй меланхолично матюкнулся.

— Правда, хотел компот?

— Страусиный пенис.

Вскрыв семисотграммовую банку ассорти, взялись лениво кидать в рот вилками фрукты.

— Человек — любовь Искупителя, — произнес, раздавив языком о нёбо ананасовый кубик. — Покайся! Обожай меня! Проси у меня милости, признай свою вину и поклонись мне, как владыке.

Про любовь Искупителя сказано равнодушно, про милость — с угрозой, про поклонение — насмехаясь.

— А может, правда, поцелуемся? Ты меня любишь?

— Я тебя люблю. Себя, само собой. Ты также. В таком случае, наших сущностей четыре, и если добьемся абсолютного слияния, будет пять. В какие времена мы могли мечтать о таких возможностях? Дух захватывает!

— Помнишь, что Шаляпин богоедам сказал про твою душу?

И так ясно, что у души жопы нет, она высраться не может.

— Всё-таки у одного из нас шизофрения, не любить мне родину!

— Догадываюсь, у кого.

— Ты опять, Ирод?

— Попрошу молодой человек, обращаться ко мне на «Вы».

— А пятки перышком не почесать?

— Я давно утверждал, что в худшей своей части ты типичный скот.

— Не скот, миляга, а грубая открытая животная сила, без которой мужчина даже в смокинге будет выглядеть либо педиком, либо прирожденным слюнтяем, либо этим самым… — пощёлкал пальцами, вспоминая. — Кого там морлоки Уэллса откармливали вместо свиней?

Город расшумелся вовсю. Степан раскладывал на голове узоры из фруктов, вешал на уши грушевые бока, раздавливая пальцами до середины их хрупкие тела. Степан не выдержал только тогда, когда Степан попытался затолкать в ухо виноградину.

— Ты думаешь, над нами экспериментируют? — стряхивая с головы фрукты.

— Может и экспериментируют. У нас ведь тут сухо по самое ухо, — начиная выкладывать спиральку из оставшихся в банке мандариновых долек. — Изучают природу взбесившихся художничков. Что из себя, спрашивается, представляет природа упомянутых? Давай обложим мысль мозгами. Листья кососердцевидные ланцетовидные обратнояйцевидные. То есть яйца у тебя с обратной стороны тоже видно. Форма размножения ползуче-почковидная, какая же еще? Цвет тычинок неопределенный. Околоцветник сростнолистный, с фиолетовыми жилками. Любит спиритозные удобрения. Какие мы уродились! Прямолинейно-шарообразные. Ты не переживай, я тебе потом сексуально спинку потру.

— Я не переживаю. Я думаю, что с тобой буду делать, однопокройник. Не отрывайся — продолжай, в самовозвышении гордом.

— Какие мы… противотанково-сумеречные буки, с идеей во взоре не тронутой рукой мыслящего человека. Много паразитных электрических токов. На изломе мякоть синеет и…

— Хватит! Моя очередь!

— Я не закончил, зайчик, и нашёл свободные уши, поэтому придётся потерпеть. Массовая доля сухих веществ…

— Тебе, может, ухо вместо пепельницы завернуть? Кончай!

— Рано, голубок. Посмотрим на твой внутренний мир. Пищевод свободно проходим. В желудке натощак определялось бы умеренное количество мутного секрета, а так, знаете ли, валяются на картофельном салате бурый шоколад, раздавленные ананасовые кубики, грушевое пюре, потерявшие благородную форму виноградины и так далее. Желудочный отдел отёчный, с участками пятнистости. В проксимальном отделе множественные гирро… э… гемырро…

— Заврался, чмошник. Твой язык на подошву пустить, ей сносу бы не было.