Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
«Целых семь лет…» – горько выдохнула Анечка.
Роальд и Шурик снова переглянулись. Какие еще семь лет?
«Подумаешь, семь. Делов-то!» – презрительно просипел Лигуша.
«Я что, кривая? – с отчаянием спросила Анечка. – Или у меня глаз косит? Если так, скажи, я сразу начну лечиться. Кто тебя привечал? Кто хранил…»
«…кто рогом хрустальным вовсю размахивал? – в тон Кошкиной продолжил Лигуша. – Всего-то семь лет! Другие побольше ждали».
Анечка оцепенела. Потом ее кулачки злобно сжались. «Если на то пошло, я тебя не на семь лет… я тебя на всю жизнь законопачу…»
Лигуша шумно и самодовольно сипел.
«Я могу… Ты знаешь… Вспомни, кто на Костю накидывался? Кто украл папку у этого врача? Кто драки в кафе устраивает?»
Они теперь говорили враз, перебивая друг друга.
Лигуша сипел, Анечка то повышала, то понижала голос.
«Не семь, не десять… Ты у меня пожизненное получишь…»
«Это за рог-то?»
«За хрустальный!»
«Это за подарочный-то?»
Анечка вдруг громко заплакала: «Иван! Ты с ума сошел. Целых семь лет! Сам подумай. Ты выйдешь, я буду уже старухой».
Шурик ничего не понимал. Он поглядывал на Роальда, но тот молчал, прижимал палец к губам. А на деревянном крылечке разговор длился и длился. Кажется, Лигуша всерьез куда-то надолго намылился, все время возникала в разговоре цифра семь. Анечка считала – это большой срок, Лигуша ее мнение оспаривал. Анечке семь лет казались чрезмерным сроком, Лигуша чванливо пожимал рыхлыми плечами. «Подумаешь, семь лет!» Бывший бульдозерист самодовольно колыхался, как человек-гора. Он даже не слушал Анечку. И она, выхватив из-под ступеньки ужасный нож, приткнула его к голому животу Лигуши.
«Возьми Лигушу на прицел».
Лигуша был теперь перед ними как на ладони.
Сейчас дернется, и нож мягко войдет в рыхлый потный живот.
Никогда Шурик не чувствовал себя так погано. Когда пьяные тинейджеры загнали его в тупик между машинами и стеной универмага, он и мысли не допускал, что не отобьется. И когда Соловей душил, катал его в картофельной ботве, он, в общем, был уверен – выручат. Но целиться в полуголого дурака, к животу которого и без того приставлен нож… Он машинально перевел прицел на тонкую напрягшуюся руку Анечки. «Держи Ивана в прицеле», – злобно прошипел Роальд.
Добивать бывшего бульдозериста, когда его пырнут ножом?
Шурик засопел, утверждая руку с пистолетом на сухой деревянной балке.
Лерка была права. Правильно она бросила его. Мерзкая работенка. Хуже, чем на помойке. Прокаленная крыша сеновала дышала испепеляющим жаром. Держа рыхлого Лигушу на прицеле, Шурик видел, как по голому животу бывшего бульдозериста скользнула темная струйка крови.
Увидев кровь, Анечка охнула и выронила нож.
Обессиленно опустившись на ступеньку, она заплакала.
«Семь лет… – повторяла она – Зачем тебе старая старуха?..»
Лигуша воровато оглянулся на калитку. Воробьи снова галдели в ветках на той стороне березы, но улица была пуста. Узкая, как туннель, сжатая стволами мощных берез, улица томительно ожидала грозовых взрывов, ливня, сбивающего листву. В пустом небе, печально налитом изнутри мрачной фиолетовой чернью, что-то кипело невидимо. «Барон… Барон…» Неожиданно легко для такого большого рыхлого тела бывший бульдозерист подхватил оброненный Анечкой нож. Кажется, он пришелся ему точно по руке. Ослепленный внезапно блеснувшей молнией, Шурик все же увидел: узкое страшное лезвие без замаха пошло на Анечку Кошкину. Она даже не защищалась.
Тогда Шурик выстрелил.
Глава VII. Банька по-черному
16 июля 1993 года
«Берешь частника до города?»
Роальд кивнул. «И Леня Врач с нами».
Шурик и Роальд стояли под поблескивающей под солнцем витриной «РУССКОЙ РЫБЫ». За стеклом медлительно дрейфовали смутные тени, в вихре серебристых пузырьков колебались водоросли. Рядом, изумленно приоткрыв рот, всматривался в подводный мир тощий таджик в пестром халате. Может, тот самый, которого выдернули веревками из шурфа. «Петрушит что-то максимка!» – одобрительно кивнул владелец «девятки», с которым договорился Роальд. Плечистый, уверенный, наевший крепкий загривок, по-хозяйски присматривался к Роальду и к Шурику, пытался понять, что за пассажиры ему достались.
– Слыхали, что с Лигушой приключилось? – спросил он. – Говорят, на этот раз он в собственных штанах сгорел, один пепел остался.
– Да ну? – без особого интереса отозвался Роальд.
– Ей-богу! – водила даже перекрестился.
Потом любовно протер тряпочкой левую фару:
– Говорят, он поначалу бежать пытался.
Духота. Таджик. «РУССКАЯ РЫБА».
Семь лет. Правильно Анечка возмущалась.
За семь лет человеческий организм полностью меняет все свои клетки; ну, кроме той, в которой постоянно сидит. И почему только мне так дерьмово? – думал Шурик. Ведь пули в Лигушу не попали. В свете молний, вспомнил он, фиолетовых, раскаляющихся добела, лопающихся, как светошумовые гранаты, на ступеньках деревянного крыльца перед потрясенной Анечкой Кошкиной лежали широченные треники Ивана Лигуши, запорошенные пеплом.
«Ушел, ушел… – в отчаянии бормотала Анечка. – На семь лет ушел…»
Даже Роальд обалдел: «А теперь-то что в морг тащить?»
Отобрав у Роальда и Шурика объяснительную, начальник местного УВД посоветовал им незамедлительно уехать. Гроза грозой, но как-то все это выглядит странновато. От человека – треники да горстка пепла. Лучше катитесь отсюда! Конечно, спишем на молнию, но он, начальник местного УВД, такой хрени не потерпит. Имелись в виду все эти туманные рассуждения Лени Врача о природе самовозгорания. И вздорную свидетельницу Кошкину начальник УВД сразу и официально предупредил: никакой трепотни! Ну, исчез твой Лигуша. Он и раньше исчезал. Мало ли что треники на крыльце остались. Начальник УВД энергично не желал понять Леню Врача. Затевать дело? Уголовное? А где тело пострадавшего? Может, привиделся вам Лигуша? Сразу всем троим привиделся? А сам этот Лигуша уехал сейчас в город, пьет пиво. Начальник УВД понимающе ухмылялся, незаметно тянул длинным носом. Отдохнем наконец от этого Лигуши, а то он всех заколебал. А Шурика больше всего бесила та мысль, что Лигуша опять ведь предугадал свою судьбу. «Пятнадцатого меня убьют». Вот его и убили. Ну, сам сгорел…
– Сарча кроча буга навихроль!
Припоздавший Врач торжествующе плюхнулся на заднее сиденье рядом с Шуриком. Черная сигарета в губах, волосы дыбом. Водила не выдержал: «Ты это, с огнем осторожней! Пепел на пол тряси».
Беляматокий.
По узкому балочному мосту «девятка» проскочила забитый высохшим тальником овраг. Когда-то мост выдерживал всего лишь пролетку какого-нибудь сибирского Чичикова, а сейчас машины шли через него одна за другой. Слева от дороги тянулись бревенчатые, почерневшие от времени срубы, за ними тальник, и снова поля, устланные валами пыльной скошенной травы, и снова тальник в оврагах…
– Что такое беляматокий?
Врач понимающе хохотнул: «Хде-то холод заговора, хде-то вяжут простыни, дырку дырят потолочно, хоре, хоре старому!»
Водила
