Крис Роберсон - Древний Марс (сборник)

Канал внезапно свернул, и мы стали свидетелями сцены, заставившей графа Джека замолчать. Здесь произошла битва не на жизнь, а на смерть. Кто выиграл, а кто проиграл, определить было невозможно. На выступах и арках повисли боевые треноги улири, смахивая на высушенных пауков. Останки дирижаблей, пронзённые каменными иглами, покоились в расщелинах. Куски человеческой и улирийской брони устилали весь каньон. Шлемы и кирасы давно опустели, дочиста выеденные неведомыми, скрывавшимися от солнца тварями, предпочитавшими обгладывать свои жертвы по ночам. Открывшийся нам пейзаж был усыпан искорёженными панелями обшивки, скобами, распорками, раздавленными баками, кучей бывших механизмов, которые мы даже и не пытались идентифицировать. Весь каньон, от края до края, перекрывал ужасный остов огромного космического корабля, оплавленного быстрым входом в атмосферу и разбитого от удара о поверхность. В нем зияли дыры, через которые легко пролетел бы целый дирижабль.

Граф Джек поднял взор вверх на корабль, затем вскинул руки.

– Боже мой! Не петь мне больше на большой сцене!

Ответом ему стал колокольный звон металла о металл. Это стало последней каплей безумия. В этот момент я понял, что мы уже мертвы, что мы умерли при крушении дирижабля и что война была адом. Потом я почувствовал, как земля под подошвами моих лучших концертных туфель затряслась. Звенел металл, обломки лязгали об обломки. Земля ходила ходуном, и поднималась пыль. Обломки войны начали смещаться. Стало сложно устоять на ногах, и мы с графом Джеком вцепились друг в друга. Металлолом разъезжался в разные стороны, всё выше и выше вспучивалась земля. Не в силах догадаться, что же именно происходит, я в третий уже раз подумал о том, чтобы убить графа. Мне вдруг представилось, что это всё его рук дело. Он каким-то образом призвал из-под земли некое старинное марсианское зло. Казалось, что, убив графа, я остановлю это безумие. Затем из-под земли появилась сверкающая коническая головка бура. Вся в земле, машина с носом-буравчиком вылезала на поверхность, осыпая поверхность градом камней и пылью где-то в двадцати-тридцати футах от нас. Из створок её туловища выдвинулись металлические ножки, она упала вперёд и замерла. Люки шлюзовой камеры раскрылись, как распускаются лепестки цветов, и я увидел, как извиваются в темноте внутри серебристые тела. Падвы улири высыпали наружу. Они ловко перемещались по металлическим обломкам и камням на своих щупальцах. Их черепные коробки были в шлемах. Пульсирующие дыхательные мантии защищены изящными кирасами. В верхних щупальцах они держали лучемёты. Мы подняли руки вверх. Они окружили нас и, не издав не единого звука, повели в тёмную утробу своей машины-крота.

Другая паукообразная машина выгрузила нас на платформу из гладкого, как будто отполированного тепловыми лучами песчаника. Прямо перед нами возвышались ониксовые врата. Стальные кончики щупалец нашей охраны застучали по зеркальному камню. Врата в пять раз превосходили человеческий рост и, должно быть, были ещё более внушительны для невысоких улири. Они были разделены на три сектора, согласно архитектурному стилю улири, и покрыты великолепными узорами горельефов сплетённых щупалец. По сложности эти узоры можно было сравнить лишь с кельтской вязью. В центре появилось пятнышко света, затем оно превратилось в сияющую буквы «Y», и врата распахнулись. Нам ничего не оставалось, как только войти.

Как слепы были люди, полагая, что наше превосходство над улири в воздухе и в космосе подарит нам власть над этим миром. Улири не отступали, когда мы бомбили их из космоса и штурмовали массированными налётами дирижаблей, они зарывались вглубь. Когда были разбиты и сожжены их строения на Сырте и Темпе, улирийские рабочие копали, зарываясь всё глубже и глубже, в обход геотермального ядра, прокладывая дорогу ко всё ещё теплому источнику жизненной силы своего мира, к его минеральным и энергетическим ресурсам. Они копали вниз и вширь, земляные работы приобретали невиданный размах. Оборудовались подземные заводы, укрепления вырастали в крепости. Сеть их туннелей, нор и вакуумных труб разветвилась во все стороны настолько, что Тарсия стала похожа на губку. Там наши космические бомбы уже не могли потревожить их, и в тёмной глубине, согреваемой магмой, они продолжали развиваться. Они выжидали, разрабатывали планы и прокладывали усики своих туннелей под наши лагеря, командные центры и базы, собирая против нас все свои подкованные жаром земли вооруженные силы.

Я мало чего помню о поездке на землеройной машине. Помню только, что в основном мы двигались вниз, продолжалось это бесконечно долго и сильно пахло уксусной кислотой. Чувствительный граф Джек с опаской прикрыл свои рот и нос носовым платком. При этом он молчал, что казалось излишней предосторожностью, ведь у улири были тысячи других причин превратить нас в пепел, чем публичное оскорбление их запаха.

Пленившие нас не были ни жестоки, ни добры. Это человеческие эмоции. С той атаки на Хорселл Коммон прошло много времени, а мы все никак не могли взять в толк, что марсианские эмоции – они марсианские. Улири не любят, не злятся, не отчаиваются, не жаждут мести и не испытывают ревности. Они нападали на нас не потому, что ненавидели нас, а защищались не из любви друг к другу. У них были свои нужды, эмоции и мотивы. Поэтому нам только казалось, что они учтиво сопровождают нас от открытых люков машины-крота (одной из тысяч, устремленных вверх и готовых к старту) по громадному подземному доку, согреваемому теплом коренной породы, по пирсу, к станции, где на множестве рук свисали с монорельса прозрачные паукообразные машины. Они моментально набирали скорость. Сначала мы пронеслись по неосвещенному туннелю, затем оказались посреди подземного города. Повсюду – ярусы освещенных окон и уходящие вниз, в красноватую мглу, дороги. Мы проносились сквозь подземные водопады, сквозь трубчатые фермы, освещенные светом потерянного солнца. Пролетали над сортировочными станциями и плацами, где падв было не меньше, чем песчинок на пляже. Видели фабрики, резервуары для размножения, машиностроительные заводы, сверкающие сваркой и жидкой сталью. Я видел бездонные провалы, укреплённые контрфорсами, арками и шпилями, уходящими куда-то далеко-далеко в глубину, как вывернутый наизнанку кафедральный собор. Эти узкие каменные своды и шпили были увешаны множеством тех самых четырёхкрылых чудовищ, которые играючи расчленили команду нашего корабля, но пощадили нас. У меня не было сомнений в том, что нас выбрали. Не сомневался я и в причине этого выбора.

Мы проехали ещё один перекрёсток и по новой рельсе помчались по следующему ревущему туннелю, откуда попали в чудовищных размеров галерею стартовых площадок. Их были сотни. Они располагались вплотную друг к другу, и на каждой был готов к взлёту немаленький ракетный корабль, увешанный орудиями и пусковыми устройствами для ракет. Я уж было начал переживать за наш хвалёный космический флот, но осознав это, стал больше переживать за себя самого. Вряд ли бы улири со своими какими бы то ни было инопланетными ценностями устроили нам такой показ, если бы у нас был хоть малейший шанс передать информацию Командованию.