Юрий Брайдер - Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками

— Всем отлично знаком наш сподвижник, министр обороны и член коллегии волхвов Пряжкин. До самого последнего времени я имел о нем самой лучшее мнение. Возложенная на Пряжкина огромная ответственность требует, чтобы он всегда был беззаветно предан интересам государства. Однако в последнее время в поведении Пряжкина стали проявляться, мягко говоря, оплошности и просчеты. Взять самый свежий случай. Рубеж пересекает некая весьма сомнительного вида особа, заявившая, что она, якобы, желает навечно поселиться в нашем государстве. Поймите правильно, я не против перебежчиков в принципе. Наступает время, когда народные массы зарубежных стран, разорвав цепи лжи и страха, кинутся к нам сотнями и тысячами. Однако если мы при этом утратим бдительность, значит, утратим и все остальное, включая жизнь. Имея весьма серьезные подозрения относительно этой девицы, я поручил Пряжкину разоблачить ее. Почему именно Пряжкину, а не кому-то другому? Объясняю: шпиона в первую очередь должна интересовать боеспособность наших войск. Следовательно, он попытается внедриться в министерство обороны. Значит, Пряжкину и карты в руки. Как же повел себя в этой ситуации наш хваленый министр? Думаете, он провел тщательное расследование? Расставил хитроумные ловушки? Обнаружил у подозреваемой шпионское снаряжение? Как бы не так! Пряжкин собрался жениться на этой особе! На потенциальном вражеском агенте! На человеке, вряд ли способном воспринять наши идеалы, нашу веру и наши стремления. А ведь Пряжкин не какой-нибудь погонщик оленей или караульный на башне. Напоминаю, он министр обороны, причастный к нашим самым сокровенным тайнам. Он знает такое, чего не знает ни один из присутствующих здесь, исключая, может быть, только Силу Гораздовича, чьи знания, как известно, безграничны. И все это Пряжкин обязан передать своему сыну, в преданности и верности которого мы должны быть абсолютно уверены. Сумеет ли, спрашивается, перебежчица дать ребенку правильное воспитание? А если она не перебежчица, а хуже того — шпионка! Кого она вырастит? Врага! Нашего могильщика! Убийцу наших детей! Выношу этот вопрос на обсуждение кабинета министров. У меня пока все.

Речь Зайцева вызвала бурные эмоции у всех, кроме Силы Гораздовича. Он по-прежнему мило улыбался, что-то черкал в своем блокноте и переговаривался вполголоса с секретарями и референтами. Казалось, страшные обвинения против Пряжкина прошли мимо его ушей.

— А что ты, Пряжкин сам об этом скажешь? — подал голос министр градостроения, человек рассудительный и сравнительно не злой.

— Я полностью отвергаю все высказанные в мой адрес обвинения. Нельзя делать из честного человека шпиона. Нельзя друзей превращать во врагов. Я убежден, что эта девушка пришла к нам с самыми чистыми побуждениями. Здесь же ее сразу начали травить. Моя связь с ней не плод легкомыслия, а результат серьезных размышлений. Уверен, что вместе с ней мы воспитаем достойного продолжателя нашего общего дела, верного сподвижника, а может, даже и соратника. Пользуясь случаем, прошу у кабинета министров разрешения на вступление в брак.

— А помните, в прошлом году, по ходатайству министерства вероисповедания вам была предложена в жены моя племянница Голуба Козлова, — ни с того ни с сего спросил министр здоровья. — Чем она вам не подошла, интересно?

— Отвечать обязательно? — Пряжкин почувствовал, что начинает наливаться яростью.

— На заседании кабинета министров на любой вопрос надо давать ответ, — объявил Зайцев.

— Ваша Голуба, хоть и косая на оба глаза, однако успела переспать со всем министерством вероисповедания, кроме деревянных идолов, конечно. Зачем мне такая жена? Ладно бы, если ни кожи, ни рожи нет, так хоть бы стыд имела.

— Вы только послушайте, что он говорит! — взвился министр вероисповедания. — И о ком! О жрице бога Дида! Если она и совершала половые акты, то исключительно в ритуальных целях. У нее должность такая! Никому не имеет права отказывать! Со стороны Пряжкина допущено богохульство!

— Да он давно уважение к людям потерял, — пробасил министр распределения. — Ведет себя вызывающе. Как будто бы и осадить его некому.

— Осадим! Осадим! — хором заверили его коллеги.

— А сегодня утром, подстрекаемый этой девкой, он напал на меня прямо у дверей Усыпальницы. Я весь в синяках и ссадинах. Многие могут подтвердить. Вот он, к примеру, — Погремушка указал пальцем на министра градостроения.

— Да, — немного поколебавшись ответил тот. — Такой факт имел место.

— Я как-то однажды попробовал сосчитать идолов, которые молятся за министерство обороны, — снова влез министр вероисповедания. — Жуткое дело! Сорока трех штук не хватает. А у тех, которые в наличии, жертвенные чашки мхом заросли. Как можно допускать такое глумление над кумирами!

— Трезвым его уже давно не видели.

— Выскочка!

— На лекциях в школе всякую чепуху несет…

— К ответу его!

— К суду!

— Испытать огнем!

— Наказать примерно…

— Изгнать прочь! И немедленно!

— Лучше отдайте его нам для опытов, — фальцетом проблеял министр здоровья. — А то я вчера средство от слабости самолично принял. На собственном организме не побоялся испытать. Так поверите, с тех пор ремень на штанах боюсь застегнуть. Жена кальсоны не успевает стирать. Полное расстройство дефекации и метеоризм.

— Что-что? — подозрительно переспросил Зайцев.

— Расстройство стула, говорю, и недержание газов, — гордо объяснил министр здоровья.

— Ну это я уже давно почуял. Водки с корой ивы выпей. Некоторым помогает.

— Пусть Пряжкин сначала девку выдаст! — крикнул Погремушка.

— Допросить шпионку!

— Подвесить за волосы и нагаечкой по мягким местам!

— Обоих подвесить…

— Нет, все же лучше огнем испытать!

Пряжкин слушал все это, не веря собственным ушам. Люди, которым он никогда не причинял зла, со многими из которых был если не в дружеских, то вполне приличных отношениях, вдруг безо всякого серьезного повода накинулись на него, как стая волков на подранка. Все: и прошлые заслуги, и безукоризненное происхождение, и незыблемый до последнего времени статус, и давние связи с каждым из присутствующих — внезапно оказалось никчемным и бесполезным. Стена, всегда защищавшая его, обернулась вдруг ветхим заборчиком. Жуткое ощущение полной беспомощности сковало его. Заранее заготовленные доводы в свою защиту вылетели из головы, язык онемел, мысли спутались, и Пряжкин с пугающей ясностью ощутил, что он именно тот, о ком сейчас наперебой кричали члены кабинета министров — вероотступник, наглец, изменник и пьяница.