Коллектив авторов - Полдень, XXI век (май 2011)

– Берем такие рифмы: «будка – малютка» и «день– плетень», – выписывал он слова на лист бумаги.

У Юльки загорались глаза, она склонялась над листком и через минуту читала:

Я играю целый деньУ собачьей будки,А ко мне через плетеньПрыгают малютки!

– Неплохо, – хвалил Пирошников и уже сам пытался сочинить стишок на заданные Юлькой пары «крокодил – находил» и «каша – Маша». Немного помучившись, он выдавал:

Старый нильский крокодилЕл на завтрак кашу,А еще он находилСимпатичной Машу!

– Нет-нет! – кричала Юлька. – Нужно так:

Старый злобный крокодилЕл на завтрак Машу,А еще он находилОчень вкусной кашу!

Вечером они предъявляли Серафиме ворох исписанной бумаги и, смеясь, перечитывали стишки.

Иногда среди этих беспечных занятий острой иглой колола мысль: «Что я делаю! У меня нет времени на эту ерунду. У меня дом тонет и жизнь кончается!».

И он продолжал подбирать рифмы.

Только к концу января Пирошникову сняли гипс, а еще через две недели кончился срок действия сертификатов на дополнительную площадь. Не худо было бы узнать, как распорядились домочадцы своими возможностями.

Пирошников уже сменил костыли на трость, а теперь, в связи с предстоящим визитом к народу, стал требовать у Серафимы найти ему котелок, чтобы соответствовать новому образу джентльмена в котелке и с тростью.

– О'кей, – сказала она и действительно на следующий день принесла откуда-то котелок.

Пришлось его надевать, коли заказывал.

– Вечно ты делаешь из меня клоуна, – проворчал он.

– Ну здрасьте! С больной головы на здоровую!

Это было правдой. Врожденная застенчивость часто не позволяла Пирошникову выглядеть клоуном, но в душе он был им всегда. На этот раз клоунада была легкой, почти незаметной. Чтобы усилить ее, Пирошников придал своему визиту вид административной комиссии, прихватив с собою Юльку и вызвав Геннадия. Серафима дожидалась комиссию на своем пятом этаже.

Что касается Юльки, то она сама напросилась, сама же изготовила и приторочила сбоку к своей коляске картонную коробку с надписью на ней «Администрация. Для жалоб», что было личной ее инициативой. С Геннадием обстояло сложнее.

Все последнее время он обозначал свое присутствие лишь по телефону, изредка звоня Пирошникову, чтобы справиться о здоровье и доложить, что все идет по плану, работы много, но он справляется. По какому именно «плану» идет эта работа, он не уточнял. Но Пирошников в детали и не вдавался, следуя своему принципу предоставлять подчиненным максимальную самостоятельность.

Что, как правило, влечет за собою и максимальную неожиданность.

Поэтому, когда комиссия наконец собралась и приготовилась к инспекции, неожиданности не заставили себя ждать.

Обход назначили на утро воскресенья, чтобы домочадцы и новоселы были дома. Пирошников в котелке, в костюме с сорочкой и галстуком-бабочкой, с тонкой тростью в правой руке, шел, придерживая левой рукой Юлькину коляску – просто для контроля.

Сидевшая в коляске Юлька сама приводила себя в движение, вращая обеими руками колеса коляски с помощью укрепленных на ободах трубок. Одета она была в теплый красный свитер, а волосы заплетены в короткие косички, которые торчали в разные стороны. Эффект был достигнут с помощью вплетенных в косички проволочек. К тому же Юлька была загримирована – глазки слегка подведены, а на носу и щеках щедро рассыпаны веснушки. Прообразом, как нетрудно догадаться, служила Пеппи Длинный чулок.

За ними следовал Геннадий в черном костюме и при галстуке, скорее походивший на охранника, чем на администратора.

Они зашли в лифт и поехали вниз, на минус третий. Все немного волновались. Все-таки это было первое свидание самодержца с народом, не считая того неудачного собрания.

Минус третий, на первый взгляд, нисколько не изменился, разве что запах стал немного иным, чуть более сладким и пряным. На прибывшую комиссию никто особого внимания не обратил, и она двинулась вверх по направлению к «Приюту домочадца», пока не дошла до первой неожиданности.

Это было не что иное, как бывший магазин «Гелиос» и однокомнатный бокс Пирошникова. Ни того, ни другого не было в наличии, точнее, там находились другие люди.

Как видно, они были предупреждены о визите, потому что двери в квартиры были приоткрыты и рядом с ними для надежности дежурили новые хозяева.

Это были две русские семьи, беженцы из Махачкалы. Одна с двумя детьми, а другая с тремя. Во второй семье брак был смешанный, мать трех мальчишек была дагестанкой, а отец украинцем.

Обе женщины приглашали зайти в комнату, где был накрыт стол, а на столе стояли пироги и бутылки.

– Хорошо подготовились, – заметил Пирошников.

– Стараемся, – ответил Геннадий.

Юлька въехала в комнату, от пирогов отказалась, но вынула из сумочки записную книжку и приготовилась писать.

– Жалобы есть? – спросила она.

Женщины испуганно замотали головами. Все пятеро детей повторили их движение.

– Вы не должны бояться. Администрация за жалобы не наказывает, – объяснила Юлька солидно.

Она намеревалась также произвести перепись, но Геннадий сказал, что это лишнее. Все данные жильцов зафиксированы в домовой книге.

– Сколько платите за квартиры? – поинтересовался Пирошников.

– Ничего не платим. Хозяйка сказала, что полгода можно не платить. Пока не обживемся.

– А кто хозяйка? – спросил Пирошников.

Геннадий удивленно посмотрел на шефа: будто не знает.

Женщины засуетились.

– Сейчас, сейчас…

Дагестанка нашла какие-то бумажки, по всей видимости, это был договор аренды, и прочитала по складам:

– Пи-рош-ни-ко-ва… Серафима Степановна.

Пирошников только головой покрутил.

– Ну, дает…

– А чего делать-то было? Вам она не велела говорить, а договор-то на эту площадь на вас оформлен… Ну, подписалась как жена… – принялся вполголоса торопливо объяснять Геннадий. – А что, нельзя было? – испуганно закончил он.

– Ладно, после разберемся… А где же ваши мужья? – снова обратился он к женщинам.

– Работают. Здесь же, повыше.

– На втором этаже они работают, – сказал Геннадий. – Мы их еще увидим.

– Может, выпьете по рюмочке? – робко спросила русская хозяйка.

– Мы на работе! – строго сказала Юлька.

Комиссия покинула бывшие владения Пирошникова и направилась дальше. Пирошников успел, правда, постучать в дверь к Дине, откуда выглянуло совсем другое, но несомненно армянское женское лицо, которое объяснило, что Дина Рубеновна ее тетка и позволила ей здесь жить. Сама же уехала неизвестно куда.