Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02

Рогоношество — слово устаревшее, но именно эту роль я уготовил Максу. Ввиду наших близких отношений я нашел этот термин соответствующим Изабелла и раньше изменяла, но ее любовники не были так дружны с Максом, как я. Макс, на деньги чьей семьи мы существуем.

Признаться, я страстно желал Изабеллу и раньше, но и не мечтал предпринимать что-либо в этом направлении. Тут мне трудно было оторваться от реальной почвы, вопреки моим парящим грезам! Я так и не сблизился с женщинами ни во время учебы в университете, ни позже. В компании, навеселе, я скорее мог в шутку обнять парня, которого хорошо знал, или знакомую пожилую женщину, к которой не чувствовал особой страсти, чем девушку, вызвавшую во мне вожделение. Смещение внимания — вот название этому явлению.

Когда в конце концов мой самоконтроль ослаб, вернее был сброшен с помощью Изабеллы, я воистину поддался эротическому безумию с ней до пределов, удививших и восхитивших ее. Такая услада могла привести к нашей гибели и разорению фирмы «Максберн Эйрфоилз». Она начала подумывать об уходе от скучного Макса ко мне. Сначала восхищение полета связывало ее с Максом (и, думаю, его будущее наследство играло тут роль), но муж, казалось, не мог полностью ее удовлетворить, материнство также не приближало к цели. Как могла она летать на грани реального, отягощенная будущим ребенком?

На людях — притворство, в уединении со мной — какое безумство!

Вспоминаю отдых после любовных игр в нашем гнездышке, коттедже, который я переименовал в «Крылья». Уединенное место. Лесной пейзаж со всех сторон. Тенистая аллея к дому. Южное и западное крыло, за домом — дикий сад, обнесенный высокой живой изгородью.

Золотой загар Янтаринки от ультрафиолетовой лампы не оставлял никаких светлых полосок на теле. Белый пушок на ее коже, как на крепком сладком плоде. Эти янтарные кружки на грудях и сочные бусинки сосков. Веснушки на верхней части рук и плечах. Ее точеный нос, беспокойные голубые глаза, вызывающе оттененные фиолетовым. Соломенные волосы заплетены в длинную косу, открывая лоб и давая возможность мне держаться за нее, как за хвост.

В нашей постельной беседе я был Большим пальцем. Большой палец твердо выставлен, чтобы поймать попутку.

— Большой палец вверх, — обычно говорила она. Это считалось ее шуткой, сомнительной и опасной, когда бы мы ни отправлялись в полет — я, она и Макс, каждый на своих крыльях.

Она еще и тут выдумывала: могут ли двое заниматься любовью в полете — высоко в небе, прикрытые облаком, летя рядом, бок-о-бок. Или привязные ремни все же не дадут это осуществить? Одному придется вылезти из сбруи, так или иначе. Как неистово будет управляться летательный аппарат движением тел! Она долго хохотала.

— Мне всегда хотелось отправиться отдохнуть на Занзибар, — сказала Изабелла. — Туда мало кто ездит. А Максу неинтересно.

— Ну, мы едва ли можем ускользнуть на Занзибар вместе.

— Нет конечно. Я только хочу побывать где-нибудь невидимкой.

— Думаю, что ты будешь очень видима в Занзибаре.

— Где-нибудь в моем секретном месте. И твоем.

— Сейчас мы как раз в нем, не так ли?

— Джим любил меня в пещере.

Я не хотел слышать о моих бывших соперниках.

Изабелла номинально была серебряных дел мастер. По указке родителей она обучалась этой специальности. Благодаря Максу имела собственную небольшую мастерскую, снабженную сверлами, режущим инструментом, тиглем, струйной горелкой, волочильным станком, молотками, гладилками и полировальными устройствами. Она умела делать вычурные серьги. Миниатюрные дельтапланчики, чьи крылья, касались шеи хозяйки подобно серебряным крылышкам насекомых. Она сотворила изящные серебряные уши в натуральную величину, для подвески под чьими-то собственными ушами. Было ли это остроумие или просто каприз? Дорогие игрушки служили ей предлогом, чтобы на выставках ремесленников и художников, принимать восхищение и встречать поклонников, таких как Симон и Джим.

Изабелла начала изводить меня просьбами уехать вместе.

Уехать? Прочь от моей жизни?

В другой раз, на крыльях, я рассказал ей о Янтарной комнате, и немедленно эта комната была предназначена для нашей любви. Чтобы поразить ее, в следующий солнечный день я повесил золотистую целлофановую пленку на окно спальни. Заменило ли мое световое приспособление подсвечники со свечами? Может ли ковер стать паркетным полом цвета красного золота и карамели? Янтарь на моей шее был единственным в этой комнате. И еще рядом со мной в постели! Кожа Янтаринки едва ли нуждалась в целлофановой подсветке, но я и сам на пару часов засветился золотом.

Да, мы ступили на тонкую грань между стабильностью и нестабильностью. Если бы только Макс обнаружил, какие обломки останутся от моей когда-то устойчивой жизни. Может быть, именно это подзадоривало Изабеллу? В «Крыльях» весь мой самоконтроль испарился. Что если коллапс управления продолжится и далее, погребая под собой и «Максберн Эйрфоилз», что тогда?

Изабелла сказала мне:

— Конечно, если бы Макс потерпел аварию в полете, я бы так горевала и так печалилась! Хуже, — мы с тобой едва ли смогли бы продолжать любить друг друга. А если бы не перестали, то подозрение упало бы на нас. Однако, как мы можем не любить? Вот почему нам нужно уехать. Почему бы не в Америку, где они летают по небу на досках для серфинга?

В финансовом отношении эта затея казалась абсолютно нереальной. Затевать все заново на новом месте? Мне работать с конструкторами, которые могут наложить запрет на мое предложение? Оставив Макса, Изабелла лишится своей чековой книжки. Мог бы я снабдить ее новой серебряной кузницей?

Я окажусь между двух огней! Последствия измены будут ужасны. Холод пробежал у меня по спине. Большие пальцы вниз.

Мне не составило особого труда выехать из Калининграда. Убийство произошло, очевидно, из-за разборок в преступном мире. Несмотря на явное отсутствие преследования, жертва могла скорее прятаться в отеле, чем иметь какое-то дело в Балтике, которая, конечно, не платила защитной взятки рэкетирами. Нет, найн, эбсолютли нот.

Никто из поклонников царизма не мешал мне сесть на самолет, отправлявшийся в Варшаву.

Не был украден мой дельтаплан и польскими бандитами по дороге южнее Кракова.

Охранники на словацкой стороне границы с Польшей проверяли в основном, нет ли польских сигарет и мигрирующих румын, особенно румынских цыган, добиравшихся до обетованной Германии. Я сам, мой «Рейнджровер» и дельтаплан прошли проверку. Таким образом я попал в сердце Высоких Татр. Вскоре я находился в приятном курортном городе, заполненном туристами.