Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !

Построено это здание было еще в конце ХIХ века каким-то русским купцом-миллионщиком. По этому поводу у них с Оливией разгорелся спор. Она утверждала, что купец построил его для своей жены, конечно же, а Кирилл что для любовницы. Они спорили до хрипоты, пока он не сразил Оливию тем аргументом, что подобные красивые дома для жен не строят, увы. Их строят только для любовниц. Оливия подумала и согласилась. После чего они завалились прямо в постель.

Кстати о посели. В гостиной был бардак. Стулья опрокинуты, вазы сдвинуты, по полу разбросано вперемежку мужское и женское белье. Кирилл вспомнил, что вчера они устроили большое турне по квартире, не дотерпев до кровати. Начали, по-моему, они на кухне. И побоявшись туда заходить, Кирилл направился прямиком в ванну.

Орудуя зубной щеткой и тупо глядя на свое отражение в зеркале, с перепачканным пастой подбородком, Кирилл думал о плане на сегодня. День предстоял идиотский: дача показаний под видом интервью, самой большой суке в Париже плюс обед с бывшей женой. Что за дурная привычка — раз в месяц обедать с бывшей женой! Ни ей радости, ни тебе печали. Слава Богу, что сегодня он улетает. Начинаются грандиозные события, могущие переломить ход войны, и он просто обязан в них участвовать.

Война, начавшаяся с катастрофы на Титане, и обещавшая принести большие потери и той и другой стороне, не набрала обороты, к огорчению сторон, и увяла. Ситуацию можно было сравнить с двумя дерущимися в посудной лавке, чья задача — повергнуть противника и не разбить при этом ни единой чашки. Захватить Внешние Спутники путем десантирования было очень сложно — слишком дорога переброска солдат, слишком укреплены спутники, а ядерная бомбардировка не имела смысла — кому потом будут нужны эти безлюдные радиоактивные шарики? Поэтому вся война свелась к взаимной экономической блокаде, поощрению контрабанды, да эпизодическим стычкам в космосе.

Но было ясно, что подобное равновесие сохранится еще недолго. Стратегические запасы исчерпывались, земные заводы грозили остановиться, а иметь сто миллионов безработных не может никакая власть. Поэтому либо мы признаем Внешние Спутники, либо мы их захватываем силой. И судя по развернувшейся пропаганде, Директория склонялась ко второму.

Кирилл имел источник самой свежей и секретной информации в лице генерала Теодора Веймара, что позволяло ему всегда быть в нужном месте в нужный час. И бывший воспитанник никогда не подводил своего генерала, подавая свои репортажи под нужным соусом. И не потому, что он был куплен, а потому, что это были ЕГО убеждения.

И сообщил ему о предстоящем штурме Европы, и предложил (официально) снять о нем репортаж именно Теодор Веймар. Почему выбор пал на Европу было понятно — она являлась ключом к системе Юпитера, и была перевалочным пунктом к Сатурну и Сверхдальнему Внеземелью. Она была единственным источником воды для колоний на Ио, Амальтее, Ганимеде, Каллисто. Вода была самой большой драгоценностью: она давала жизнь людям и двигала их корабли. На Европе заправлялись все корабли, совершающие рейсы около Юпитера, рейдеры Космофлота ВС, торговцы с Урана, контрабандисты и военные. До войны все экспедиции к Периферии отправлялись именно с Европы. В свое время там был построен один из крупнейших космодромов в Солнечной системе с причалами, эллингами, заправочными помпами, гостиницами, барами, казино и борделями. Это была Ла-Тортуга космического масштаба и так «водные» пираты окрестили это место. Официальное название космодрома было «Водолей». Других поселений на Европе не было, а постоянный персонал составлял всего около шестиста человек. Все это делало Европу лакомым для Директории кусочком.

Оливия уже проснулась, но не встала, лежа на постели в позе Венеры, и наблюдала своими большими зелеными глазами как он одевается.

— Ты сегодня придешь? — спросила она.

Кирилл покачал головой.

— Нет, радость моя. Я сегодня вечером улетаю с Земли. Через недельку вернусь.

— А куда?

— Секрет, маленькая.

Надев свою знаменитую кожаную куртку с многочисленными карманами, заряженными кассетами, оптодисками, лазерными сканнерами, диктофонами и видеокамерами — всем тем, что нужно для работы профессионального журналиста, Кирилл полюбовался на себя в зеркало и показал грустной Оливии язык.

— Можно поцеловать тебя в животик? — попросил он.

— Конечно, — вздохнула Оливия.

Кирилл поцеловал.

— Но это ведь не животик, — капризно сказала девушка.

— А что?

— Это низ животика, — наставительно ответила Оливия.

— А анатомии это называется как-то иначе, — задумался Кирилл.

— Ладно уж, иди. А то опять придется раздеваться.

— Смотри меня в девять, киска. И приберись в доме.

Кирилл поднялся на крышу по скрипучей, но все еще крепкой деревянной лестнице и забрался в свой ярко-красный спортивный «Ягуар». Машина включилась, приподнялась над стартовой площадкой, оставляя внизу пятнистую «пуму» Оливии, одиноко теперь мокнущую под дождем, и набрав скорость, устремилась в дождливое небо. Водить машину Кирилл не любил и, задав автопилоту цель, он бросил руль и стал смотреть на расстилавшийся внизу город.

За последние сто лет Париж сильно изменился. Он был столицей Франции, затем — Союза, а еще позднее — столицей Евро-Азиатского Конгломерата (до тех самых пор, пока ее не перенесли в Санкт-Петербург) и это его доконало. Он стал Вавилоном современной нации, вместилищем и тиглем для сотен народностей, языков и культур. Арабы тут соседствовали с малайцами, русские с эскимосами, селениты с французами, военные с пацифистами, мусульмане с сатанистами, пуритане с коммунистами. Здесь столкнулись Европа и Азия в архитектуре, моде, нравах.

Небоскребы окружались буддийскими храмами, дворцы оттенялись сумасшедшим модерном, неоготика поглощалась русскими церквями. Улицы напоминали маскарадное шествие: мусульманки в паранджах, почти голые океанитки, монахи в оранжевых тогах и черных рясах, респектабельные сити и томные римские матроны в прозрачных одеждах, возлежащие в паланкинах и несомые двухметровыми неграми-рабами, баварские фройлен в национальных костюмах, эскимосы в меховых комбинезонах, украинцы в красных рубахах и шароварах.

А язык?! В Париже спрашивали на французском, отвечали по-грузински, торговались по-японски, матерились по-русски, знакомились на немецком, проституток снимали на китайском, спорили на идиш, прощались на корейском, читали на тюркском, звали на помощь по-испански. Никто теперь не знал родного языка и все разговаривали на дьявольской смеси всех имеющихся в мире языков и диалектов.