Джон Уиндэм - «Избери путь её…»

— Вы полагаете? — усмехнулась она. — Может быть, наоборот, — мир стоял на заре нового всплеска варварства и вандализма?

— Если от зла можно избавиться, отбросив с ним все добро, то что же остается? Что осталось?

— Очень многое. Мужчина олицетворял собой начало конца. Мы нуждались в нем… да, он был нужен — лишь для того, чтобы рождались дети. Вся остальная его деятельность приносила миру лишь горе и страдания. Теперь мы научились обходиться без него, и нам стало гораздо легче жить.

— Значит, вы убеждены, что победили… саму Природу!

— А-а, — она досадливо тряхнула головой, — любое развитие любой цивилизации можно назвать «победой» над Природой. Или насилием над ней — вы ведь хотели произнести это слово, дорогая? Но, скажите, разве вы предпочли бы жить в пещере, чтобы ваши дети умирали от голода и холода?

— Но есть же какие-то незыблемые вещи, которые нельзя менять, ибо на них… ибо в них состоит… — я пыталась подобрать слова, но она неожиданно прервала меня.

На поляне перед коттеджем замелькали длинные тени. В вечерней тишине слышался хор женских голосов. Несколько минут мы молчали, пока пение не начало затихать и отдаляться все дальше и дальше замирая вдалеке.

— Как прекрасно! — с блаженной улыбкой вымолвила моя собеседница. Ангелы не спели бы лучше! Это наши дети, они счастливы, и у них есть на то основание: они не вырастут в мире, где пришлось бы зависеть от злой или доброй воли мужчины, им никогда не придется принадлежать хозяину. Вслушайтесь в их голоса! Дорогая, почему вы плачете?

— Я знаю, это ужасно глупо, но, наверное, я плачу обо всем, что вы… утратили бы, окажись это явью, — сквозь слезы пробормотала я. — Вам никогда не встречались такие строки:

Чтобы любовь была нам дорога,Пусть океаном будет час разлуки,Пусть двое, выходя на берега,Один к другому простирают руки… [1]

Неужели вы не чувствуете пустоту вашего мира? Неужели действительно не понимаете?

— Я знаю, дорогая, вы еще очень мало знакомы с нашей жизнью, но пора уже осознать, что можно создать прекрасный мир, в котором женщинам не надо драться между собой за крохи мужского внимания… — возразила она.

Мы говорили и говорили, пока за окном не стало совсем темно.

Она действительно много читала. Некоторые «куски» прошлого, даже целые эпохи, она знала блестяще, кое-что из мною сказанного принимала с удивлением и признательностью, но ее взгляд на жизнь и общество был непоколебим. Она не чувствовала бесплодности этой жизни. Я для нее была лишь «продуктом эпохи Романтизма».

— Вы не можете отбросить от себя шелуху древних мифов, — продолжила она. — Вы рассуждаете о «полной» жизни и за образец берете несчастную женщину, связанную по рукам и ногам брачными цепями в собственном доме-клетке. И это, по-вашему, полная жизнь! Чушь, дорогая! Ее обманывали, внушая, что она живет полной жизнью, обманывали, потому что это было выгодно мужчинам. Действительно, полная жизнь была бы очень короткой в любой форме вашего общества.

И прочее… и прочее… и прочее…

Вскоре появилась маленькая горничная и сказала, что мои ассистентки готовы меня забрать, как только потребуется. Однако была одна вещь, которую мне очень хотелось выяснить.

— Скажите, — попросила я собеседницу — как… как все произошло? Что случилось? Почему они все умерли?

— Случайно, дорогая. Совершенно случайно, но, надо сказать, эта случайность тоже была довольно характерной для того времени. Обыкновенное научное исследование, давшее неожиданный побочный результат, — вот и все.

— Но как?!

— Довольно любопытно, как бы между делом. Вы когда-нибудь слышали о человеке по фамилии Перриган?

— Перриган? — переспросила я. — Нет, не припоминаю. Вряд ли, это довольно редкая фамилия, я бы запомнила.

— Теперь она, конечно, очень известна. Доктор Перриган был биологом и разрабатывал средство для уничтожения крыс. Его в особенности интересовали коричневые крысы. Он хотел найти возбудителя заразы, которая истребила бы их полностью. За основу он взял колонию бактерий, вызывавших нередко летальный исход у кроликов, вернее несколько колоний, действующих очень избирательно. Эти бактерии постоянно изменялись, мутировали, давали бесконечное множество вариантов: их испробовали на кроликах в Австралии, проводились опыты и в других местах, с небольшим, впрочем, успехом, пока не вывели более стойкий вид бактерий во Франции и сильно уменьшили количество кроликов в Европе. Взяв этот вид за основу, Перриган искусственно спровоцировал новую мутацию, и ему удалось создать бактерию, поражающую крыс. Он продолжал работу, пока не вывел род бактерий, поражавших только коричневых крыс. Свою задачу он выполнил. Проблема коричневых крыс была решена. Но дальше… произошло нечто непредвиденное, какой-то вид этих бактерий оказался гибельным для человека. Но, к сожалению, все обнаружилось слишком поздно. Когда этот вид оказался «на свободе», он стал распространяться со страшной скоростью, слишком большой, чтобы можно было предпринять какие-то эффективные меры защиты. Женщины оказались неподверженными этой болезни, а из мужчин чудом уцелело лишь несколько. Случайно уцелевшие были помещены в стерилизованные условия, но… Они не могли жить так вечно. В конце концов и эти несколько погибли.

У меня сразу возникло множество чисто профессиональных вопросов, но стоило мне задать первый, как она покачала головой.

— Боюсь, я ничем не смогу вам помочь, дорогая. Может быть, медики сочтут нужным рассказать поподробней.

По выражению ее лица я поняла, что она сильно в этом сомневается.

— Я понимаю. Просто несчастный случай… Другого объяснения не вижу… Разве что…

— Разве что рассматривать это как вторжение свыше.

— Вам не кажется, что это походит на святотатство? — помолчав, спросила я.

— Я просто подумала о Первородном грехе и о возможном его искоренении.

На это трудно было сразу ответить, и я лишь спросила:

— Вы можете сказать мне искренно, без притворства? Можете поклясться, что вам не кажется, будто живете вы в каком-то жутком кошмаре? В страшном сне? Вы никогда не ощущали ничего подобного?

— Никогда! — Твердо и без колебаний ответила она. — Кошмар… страшный сон, — все это было, но теперь кончилось! Вслушайтесь!

До нас донеслись из парка поющие женские голоса. Теперь хор сопровождался оркестром… Голоса были мелодичны и красивы… Ни капли грусти, уныния — они звучали бодро, жизнерадостно, но… Бедняжки, как они могли понять!..

В комнату вошли мои ассистентки и помогли подняться на ноги. Я поблагодарила свою собеседницу за ее доброту и терпение. Она покачала головой и улыбнулась: