Ник Саган - Рожденные в раю

Нужно подумать о подарке.

Блокировка.

Файл 303: Принцесса и доброе слово – заблокировано.

ПАНДОРА

– «Ценный груз», займите свои места, – говорю я, указывая на сиденья в хвостовой части. Их возбуждение заразительно, но от этого я начинаю нервничать. Одной летать легче.

Застегиваю ремень безопасности у Хаджи. Глядя на меня, он смущенно улыбается. У него всегда такой вид, словно вот-вот произойдет что-то потрясающее. Довольно красивый мальчик, в темных волосах проглядывают каштановые пряди, они обрамляют худое лицо с золотистой кожей.

– Нам действительно это нужно? – спрашивает Нгози. Он пытается показать, что не нервничает перед полетом. Но на его лбу цвета слоновой кости я вижу капельки пота, поблескивающие, словно жемчужинки.

– Только на взлете, – объясняю я, застегивая ремни на нем и на самом маленьком моем грузе – на Далиле. Иду в носовую часть. Через две с половиной минуты я интуитивно чувствую, что что-то не так. Вместе с Маласи мы проверяем систему поворота крыльев. В багажном отсеке не работает сенсор движения.

Распахнув люк багажного отсека, среди багажа, который мы везем в Германию, и вещей, которые я храню там на всякий случай, я обнаруживаю Рашида.

– Пусть едет, если ему так нравится, – говорит мне в ответ Исаак по телефону. Я чувствую, что он огорчен поведением Рашида, однако гордость или предрассудки – трудно сказать, что именно, – не позволяют ему вмешаться.

– Если ты сможешь привезти его обратно, – добавляет он, – это будет полезно для всех заинтересованных лиц. Если ничего больше не случится, это даст мне возможность побольше пообщаться с Мутаззом.

Четверо или трое – разница небольшая, так что я затаскиваю Рашида в салон, к великому удивлению его братьев и сестры.

– Вы скучали по мне? – спрашивает он. Возможно, Далила, мальчики вряд ли.

– Что ты здесь делаешь? – интересуется Хаджи.

Рашид смущенно пожимает плечами.

– Я тоже хочу поехать, – отвечает он. – Без тебя дома пусто. К тому же ты знаешь, как я соскучился по двоюродным.

Я усаживаю Рашида рядом с собой, чтобы держать его в поле зрения и заодно выяснить, о чем он думает.

– Я достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, – заявляет он, отбрасывая прядь темных волос с лица. – Вы поймали меня, и я чувствую себя дураком, но все равно ни о чем не жалею.

– Ты сломал один из сенсоров движения.

– Я знаю. Я починю, – отвечает Рашид. – Помните, в прошлом году вы мне показывали, как машина работает? Ну, кое-что в ней. А как вы меня нашли?

Мне не хочется объяснять ему сложности диагностики системы поворота крыльев. Я просто говорю:

– Ты запланировал этот побег еще с прошлого раза?

Он пытается отгадать, что я думаю. Сержусь ли на него? Насколько сержусь? Он делает вид, что чистит ногти и кивает.

– Тебе незачем было прятаться, – вздыхаю я. – Ты мог просто меня попросить.

Он поднимает глаза и ухмыляется:

– В таком случае вы могли бы отказать мне.

ХАДЖИ

Я еще никогда не бывал на такой высоте. Мне всегда хотелось летать. С помощью самых простеньких инструментов я сконструировал десятки воздушных змеев, и все они летали, но ни один не поднимался так высоко. Сейчас я был выше, чем любой из моих двуцветных ромбов, бесхвостых коробок, четырехреечных карликов, особо прочных змеев. Я смотрю на Средиземное море: голубые, удивительно красивые, искрящиеся солнечные блики отражаются от воды, двигаясь легко и ритмично. Это движение похоже на музыку. Пандора говорит, что, когда мы будем ближе к земле, мы сможем увидеть чаек, парящих в теплых потоках воздуха. Возможно, услышим, как они кричат, ныряя за рыбой и собираясь в большие стаи.

Мы с Нгози обмениваемся счастливыми улыбками, слова нам не нужны. Мы оба очарованы зрелищем. Далила носится туда и обратно по салону, взволнованно прижимается к стеклу иллюминатора, перебегает из одной части салона в другую, словно пританцовывая, стремясь увидеть все новые и новые волны. Смеясь, она спрашивает у нас, уж не рай ли это: бесконечная синева моря и бесконечная высота неба. Ей хотелось бы бродить по облакам, перепрыгивать с одного на другое. А если бы это было возможно, оставались бы на них отпечатки ее ног?

– Конечно, оставались бы, – говорит Нгози, и они вместе смотрят на пушистые облака, похожие на огромные белые лица людей и на животных, глядящих на мир с высоты.

Они заняты, а я мечтаю о Пандоре. Она бодрствует сейчас в кабине, но в моих мечтах она спит, и я могу смотреть на нее, не отводя глаз, как я частенько делаю, когда она разговаривает или смеется.

Я был еще совсем маленьким, когда она как-то привезла нам кокосы: страшненькие волосатые штуковины. Она сделала в них дырки и передавала плоды по кругу. Мы пили их сладкое молоко. Потом, разбив кокосы, она достала мякоть. Я сказал, что чудеса Господни не знают пределов, и она рассмеялась. Я смотрел на ее изумительно белые зубы, она смеялась, запрокинув голову, и у нее на шее выступили бисеринки пота, стекая по смуглой загорелой коже. Ее огромные прекрасные глаза, зеленые, как дельта Нила, сияли, словно индикаторы мощности на некоторых машинах отца.

И если мои дневные мечтания я всегда могу прекратить, то ночные приступы воображения сдержать невозможно. Три года назад я впервые проснулся от острого чувственного наслаждения, причиной которого были связанные с Пандорой фантазии. Смущенный столь странным явлением, я отправился к отцу, который и объяснил мне, что такое сексуальность. Чума отняла у нас способность воспроизводить потомство естественным путем, но осталось влечение, которое напоминает нам, откуда произошел род человеческий. Я молюсь о том, чтобы кто-нибудь из нас сумел исправить эту нелепость, и мы вновь могли бы производить на свет детей. Не важно, будут они рождены естественным путем или нет. Я ощущаю в себе биологическую потребность иметь их, а сначала хочу найти себе жену, чтобы познавать и защищать ее, и узы, связывающие нас, выкованы самой природой: это любовь друг к другу и к Богу.

Я так размечтался, что даже не заметил, как ко мне подошел старший брат.

– Тебя вызывают, – сказал он.

Я иду за ним в кабину и ищу глазами Пандору. Ее там нет, она вышла в уборную. Меня звала не она. Рашида позабавила моя ошибка, он покачал головой и провел меня к креслу второго пилота.

Мне почему-то хочется, чтобы Рашид был рядом со мной во время разговора.

Когда Рашид отходит на свое место, на дисплее приборной доски появляется бесцветная голограмма радостного незнакомого лица.

– Привет, – говорит десятисантиметровый человечек.