Тимофей Ермолаев - Дети Судного Дня

Энди удовлетворённо закивал головой. Присяжные тем временем уже уходили через маленькую дверку, судья же неуклюже водил ручкой по документам.

— Господа, господа, подождите же, — неимоверными усилиями секретарю удалось вернуть присяжных на места. — У приговорённых осталось последнее право — право последнего слова, которое мы в обязательном порядке должны выслушать.

— Ах, опять запамятовал; не голова, а коробка с дерьмом, — укоряя себя таким образом, судья отложил ручку в сторону. — Ну, ты, вэйвер, твоё последнее слово. А затем по очереди справа налево.

Указующий перст судьи с грязными ногтями был направлен прямо на Молчуна. Под пристальным взглядом окружающих Молчун встал, невесело усмехнулся и, настроившись на местную радиостанцию, выпалил:

— Государственное время 13 часов 0 минут.

— Это всё? — судья еле пришёл в себя от удивления.

— Дерьмо! — сказал Молчун и сел на место.

— Ну что же, похвальная краткость, — одобрил судья. — Следующий!

Следующим был Алекс.

— Можно бумагу и ручку? — спокойно, глядя прямо в глаза судье, попросил он. Тот с изумлённо-издевательской физиономией протянул ему чистый лист и собственную авторучку. Алекс подошёл вплотную к стене, растолкав конвоиров, и, прислонив к ней бумагу, начал что-то быстро писать. Но когда возникла небольшая заминка, он повернулся к Энди.

— Энди, я забыл, как будут звать мою будущую жену?

— Миссис Шоу, — выдавил из сдавленного спазмами горла Энди.

Записав имя своей будущей жены, чтобы проверить предсказание Энди, когда вышеуказанная особа появится в его жизни, Алекс старательно спрятал листок в нагрудный карман. Затем он стал в позу оратора, вытянув руку в сторону появившегося судебного медика, и сказал:

— Учтите, что я пользуюсь только одноразовыми шприцами!

Медик с блестящим чемоданчиком в руках и закрытым белой маской лицом успокоительно закивал головой.

— Ещё бы мне хотелось побриться, — добавил Алекс, случайно дотронувшись до своей щеки.

Это желание Алекса было незамедлительно удовлетворено с помощью бритвы с лазерно-лучевой системой.

— Следующий! — судья смотрел на Энди.

Энди медленно поднялся, пригладил рукой свои светлые кудри и уставился скорбным взглядом своих невинных голубых ангельских глазок на судью. По заросшей щеке его скатилась скупая мужская слеза, а затем ещё одна и ещё.

— Можем ли мы подать апелляцию? — дрожащим голосом спросил он и сам поразился своей слабости: в реальной жизни он не ведал страха, всегда шёл напролом судьбе, увлекая за собой Алекса, но сейчас…

— Нет! — отрезал судья. — Поправка к Конституции, заботясь о правах человека в нашем демократическом, гуманном и справедливом обществе, отменила апелляционную бюрократическую волокиту. Ты уже высказался?

— Нет, ваша честь, — хлюпнул носом Энди. — Я хочу сказать… Я, конечно, очень плохой, вы даже не можете представить себе, как я скверен… Но всё же я считаю ваше чрезмерно строгое решение излишне поспешным…

Энди изо всех сил старался воздействовать чарами обаяния на присяжных обоего пола, но его милые, беззащитные улыбки пропали даром. Вампу было невдомёк, что главной причиной суровости суда Республики было то, что стоимость одной ампулы эвтаназина равнялась затратам на содержание одного заключённого в течение суток, а в государственном бюджете была огромная, непрерывно растущая дыра.

— А вы случайно не скатописты? — вдруг спросил судья, внимательно воззрившись на бедного Энди.

— А это обстоятельство могло бы нам помочь, ваша честь? — вамп посмотрел на истекающего соплями судью с верой и надеждой.

— Нет! Это никак невозможно! Решение уже принято! — отрезал тот и в подтверждение своих слов оглушительно пукнул.

Окончательно упав духом, Энди сел.

— Диг, твоё слово.

Тайтус медленно встал и замер в неподвижности, непрозрачные стёкла были направлены на судью, как удав на кролика. Тайтус молчал, и сначала Энди и Алекс подумали, что это обычная диговская пауза, но когда прошло три минуты… что-то тут было не так.

— Диг, ты будешь говорить или нет? — судья в нетерпении стал яростно почёсываться под мышками. — Чего ты ждёшь?

— Я жду курьера, — после своей привычной задержки ответил диг.

— Какого курьера?!

— Курьера с золотыми нашивками.

— ?!!!

«Похоже, Тайтус свихнулся раньше времени», — подумал Алекс.

— Можешь сесть, диг, — сказал судья, но Тайтус остался стоять. Вершитель правосудия повернулся к безлицему медику:

— Начинайте, по моему протоколу они должны быть мертвы ещё десять минут назад.

Медик (на самом деле это был подрабатывающий таким образом в эти трудные времена студент Медицинского института) открыл хромированный чемоданчик палача и начал готовить четыре одноразовых пластиковых шприца с веществом блаженной смерти. Когда он профессионально быстро выполнил эту нехитрую операцию, судья посоветовал:

— Начни с дига, любезный.

Медик взял в руки шприц, но только он сделал шаг к Тайтусу, в дверь в сопровождении четырёх гвардейцев, вооружённых разрядниками, быстро вошёл неприметный человек в строгом мундире Правительственного курьера с золотыми пуговицами и нашивками. В руках у него был огромный запечатанный конверт, который был незамедлительно возложен на не очень чистый стол судьи.

Глава 8. Это ещё не конец

— Что это за мура? — проворчал судья, распечатывая конверт и с опаской поглядывая на курьера. Одновременно он подал знак медику, чтобы тот продолжал своё светлое дело. Но курьер с золотыми пуговицами предупреждающе поднял руку, и на белом халате палача появились четыре рубиновые точки; тот остановился, не желая быть хорошо прожаренным заживо. Судья, грозно нахмурившись, прочитал послание Очень Высоких и Влиятельных Людей:

«Ввиду того, что наш возлюбленный брат Консул Септимус тяжко болен, и появилась угроза его необходимой для государственного блага жизни, мы решили проявить пример бескорыстного гуманизма и милосердия и своей высшей властью, дарованной нам Народом, повелеваем: все осуждённые, приговорённые к смертной казни и ожидающие в данный момент исполнения смертного приговора, полностью и безоговорочно амнистируются без каких-либо последствий.

Слуга Народа, Верховный Консулат Республики».

Энди в радостном изнеможении откинулся назад, больно ударившись головой о металлическую дубинку стоявшего позади него тюремщика. Алекс напряжённо раздумывал о том, писал ли он когда-нибудь завещание, хотя завещать ему было нечего и некому.

— Эти консулы совсем спятили, что ли? — судья включал в свою речь после каждого слова элементы ненормативной лексики, которые мы не можем привести в данной рукописи из опасения, что сие произведение будут читать представительницы слабого пола, чьи нежные ушки не приспособлены для таких речей (в существовании подобных особ, однако, имеются большие сомнения). Судья не заметил, что агент Службы Безопасности Сони Скевинджер проворно включил на запись портативный диктофон, с которым никогда не расставался.