Эдгар Пенгборн - Дэви

Конечно, я могу соврать насчет того, что случилось между мной и мутом. Все мы лжем о себе, пытаясь обдурить мир образом, с которого стерты все пятна. Но не будет ли грязной уловкой приняться за правдивый рассказ и соврать, в попытке обелить себя, на первом же трудном месте?.. Написав все, я сделаю мои недостатки вашим достоянием — конечно, это не совсем честно, поскольку я никогда не узнаю ни о вас, ни о вашей тетушке Кассандре с ее желтым одноухим котом. Но я помню, как моя Ники говорила по другому поводу: «Лучше побережем наши штучки, моя любовь, моя рыжая обезьянка, мой голубоглазый длиннорукий постельный безобразник, побережем наши штучки, и тогда мы никогда не иссякнем».

Когда мы с мутом снова забирались на дерево, грязь на его спине подала мне идею. Я спросил его:

— Где вода?

Он ткнул куда-то в джунгли:

— Я покажу пить.

— И мыться тоже.

— Мыться?

Он явно не был большим специалистом в этом деле. Возможно, в детстве он знал это слово. Видите, какой у меня был умный план — он начнет мыться по-настоящему, и его не будет дома очень долго…

— Вода уносит грязь, — сказал я.

— Грязь?

Я потер пятнышко на своем запястье и показал ему.

— Вода уносит грязь — это мытье. Мытье — это здорово, будешь красивый.

Великая идея зажгла его, как лампу, — идея, которая была не полностью моей.

— Мыться, быть, как ты!

Я отшатнулся от него на своей виноградной лозе, и не только из страха, что он на радостях расцелует меня. Он последовал за мной, бормоча какие-то слова, которые я не мог слушать; он полагал, что я могу при помощи воды совершить волшебство и сделать его «мужчина-прекрасный». Я никогда бы не сделал этого и никогда не хотел, чтобы он так подумал.

Мы пустились в путь по склону, прочь из мерзкой чащи, и выбрались на более открытую местность. Я следил за ориентирами, чтобы вернуться назад. Когда мы дошли до берега ручья, я дал ему понять, что нам нужен пруд; он повел меня сквозь ольшаник к маленькому тихому пруду, раскинувшемуся в солнечных лучах. Я сбросил одежду и нырнул в воду. Мут смотрел, точно громом пораженный.

Меня тошнило от того, что я собирался сделать; при помощи усмешек, простых слов и на собственном примере я объяснил ему, что значит мыться. Наконец, он отважился залезть в воду, и вся прелесть этого пруда для меня тут же померкла. В пруду нигде не было места глубже, чем три фута, но я не решался поплавать, поскольку боялся, что он попытается повторить за мной и утонет. Теперь я ненавидел саму мысль о том, что мог бы причинить ему вред, за исключением одной потери, которая, как я уговаривал себя, не имеет значения — ну зачем ему золотой горн? Я помог ему, показал, как двигаться в воде и сохранять равновесие. Я даже сам начал оттирать его от грязи.

Испуганный, но усердный, он принялся за работу, плескаясь и фыркая, входя во вкус. Через некоторое время я сделал так, чтобы он увидел, как я смотрю на солнце, и прикинулся, будто беспокоюсь о приближении вечера.

— Мне надо идти назад, — сказал я. — Ты закончи мытье.

Я выбрался на берег и оделся, помахал ему, показывая, где еще осталась грязь.

— Закончи мытье. Я ухожу, но вернусь.

— Закончить я…

— Закончи мытье! — повторил я и пошел прочь.

Наверное, он смотрел мне вслед до тех пор, пока не потерял из вида. Когда кусты скрыли меня, я побежал, и моя тошнота побежала вместе со мной. Назад, по пологой местности, в сень виноградных лоз и прямо к его дереву, вверх по лозе и вниз, за колючки… Я сразу же нашел красный камень и отодвинул его. Горн лежал на ложе из серо-зеленого мха. Я взял и его тоже, чтобы обернуть горн перед тем, как положить в котомку. Затем я перебрался через колючки и выбрался на чистую землю.

На этот раз я бежал, как животное, сведенное с ума погоней. Черный волк мог бы подкрасться ко мне безо всякого труда.

Пару раз с того момента я жалел, что он ко мне не подкрался, — пока не познакомился с Дионом и другими друзьями. А в особенности с самым дорогим и самым мудрым другом — с моей женой, кареглазой Ники.

5

Три ночи назад — я был свободен от вахты — с северо-запада налетел бешеный ветер, и некоторые страницы взлетели вверх, точно стая рассерженных гоблинов. Ники схватила те, что оказались рядом с иллюминатором, а я схватил Ники. Затем каюта накренилась, будто крыша сарая, фонарь нещадно задымил и потух, и нас бросило на койку — слушать разбушевавшееся море. Однако наша «Утренняя Звезда» поборола упрямые воды, выправила курс и с надменным спокойствием устремилась во тьму.

Капитан Барр почуял опасность и взял рифы в самый подходящий момент; тех, кто был свободен от вахты, он будить не стал.

Я помню его глыбообразную фигуру на острове Провинтаун в 327-ом году, ибо я был там, когда горел «Ястреб». Мы сошли на берег, чтобы принять капитуляцию у пиратов и формально присоединить острова архипелага Код к Нуину. Возможно, пожар начался на камбузе, от искры из плиты. На лице Сэра Эндрю не дрогнул ни единый мускул, когда палубы «Ястреба» принялся пожирать пылающий красный ужас. Слегка побледнев, он повернулся к нам и заметил: «Думаю, джентльмены, не стоит преувеличивать наши сложности». Когда Сэр Эндрю Барр будет умирать в последний раз, это сопроводится каким-нибудь величественным комментарием, произнесенным так четко, что вы сможете расслышать интонацию, обозначающую каждый знак препинания там, где ему следует находиться. Если бы предводитель пиратов, старый Бэлли-Джон Дун, рассчитывал получить выгоду от этого пожара, все его иллюзии растаяли бы при этих словах; после того, как спасшиеся с «Ястреба» доплыли до берега и о них позаботились, церемония продолжалась по плану.

В 322, первом году Регентства, Барр уже мечтал о крепком корабле, полностью оснащенном от носа до кормы. Мечта уходила корнями в чертеж из словаря Былых Времен — чудесной книги, найденной в подземной библиотеке тайного общества Еретиков. Словарь у нас с собой. Обложка и несколько страниц вступления пропали, края хранят следы огня, а на хрупком листе, с которого теперь начинается книга, красуется большое коричневое пятно. Я думаю, это кровь того, кто вынес ее из священного костра, но вы можете придумать собственную историю. Вдохновленный этим чертежом, Барр разыскивал информацию о кораблестроении Былых Времен, пока не связался через Еретиков с Дионом. Так его планы воплотились в постройке «Ястреба», а позже и «Утренней Звезды».

Когда в последние дни восстания генерала Солтера стало ясно, что мы, вероятно, проиграем окончательную битву за Олд-Сити, мы разделили книги между храброй горсткой Еретиков, которые решили остаться. И мы действительно проиграли эту битву и бежали на «Утреннюю Звезду» — через охваченные огнем окраины, зловоние ненависти и ужаса на улицах — тяжкое решение, я считаю, и куда более тяжкое для Диона, чем для остальных. Словарь был необходим нам; я не могу вообразить себе другую книгу, которая помогла бы нам больше.