Эллис Питерс - Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8)
Сомневаться в его словах не было нужды, он говорил правду. И происходило это в одной-двух милях от дороги на Витчерч и на таком же расстоянии от города.
- Вы сохранили сбрую? То, что еще было на нем?
- В конюшне. Возьмите, если надо.
- А человек? Вы потом искали человека?
Болото - это место, где чужак ночью пройти не может, оно опасно для опрометчивого путника даже днем. В торфяных ямах, очень глубоких, лежало немало костей.
- Искали, милорд. У нас есть парни, которые знают здесь каждую болотину, каждую тропинку, каждый островок, к которому можно добраться. Мы решили, что человек слетел с лошади или они свалились вместе, а выбраться смог только конь. Такие случаи бывали. Только никаких следов. Да и сомневаюсь, чтобы этот зверюга, как бы он ни был перепачкан, увязал в грязи глубже, чем по колени, а раз так, у человека больше шансов удержаться в седле.
- Ты считаешь, - проговорил Хью, пристально глядя на крестьянина, конь пришел в болота уже без всадника?
- Думаю, так. В нескольких милях к югу лежит лес. Если там есть разбойники, а они обычно пешие, то, положим, человека они могли схватить, но им не удержать этого зверя. Мне кажется, конь сам нашел дорогу сюда.
- Ты покажешь сержанту дорогу к тому человеку, что режет торф на болоте? Может быть, он расскажет нам еще что-нибудь и покажет место, где бродил конь. Исчез один из секретарей епископа Винчестерского, - пояснил Хью, решив довериться этому несомненно честному человеку. - Может, он убит. Это его конь. Если узнаешь что-нибудь еще, пошли за мной, Хью Берингаром, в замок Шрусбери, и ты не просчитаешься.
- Значит, вы его заберете. Бог знает, как его зовут. Я звал его Рыжий.
Он наклонился над плетеной изгородью и щелкнул пальцами; гнедой подошел и доверчиво ткнулся мордой в протянутую ладонь.
- Знаете, привязался я к нему, буду скучать. Шкура у него пока еще не блестит как следует, но это придет. Мы хоть счистили с него колючки, репья и вереск.
- Тебе заплатят за него, - улыбнулся Хью. - Ты честно заработал награду. А теперь я хотел бы посмотреть остатки его упряжи, только сомневаюсь, даст ли это нам что-нибудь.
Послушники шли через большой двор монастыря на послеполуденные занятия, и по чистой случайности в это самое время Хью Берингар подъехал к сторожке аббатства, ведя в поводу коня, которого для удобства стали звать Рыжий. Хью направился к конюшне, чтобы передать коня в руки конюхов. Он решил, что лучше держать его здесь, а не в замке, потому что конь принадлежал епископу Винчестерскому и впоследствии его надлежало передать владельцу.
Кадфаэль как раз выходил из галереи, собираясь в свой садик, и потому оказался лицом к лицу с входящими в нее послушниками. Брат Мэриет шел последним и успел заметить, как красавец гнедой мелкой рысью горделиво вступил во двор, выгнул свою бронзово-красную шею, оглядев незнакомое место, угрожающе мотнул головой с большим белым пятном на лбу и затем, осторожно подымая передние ноги в белых чулочках, пошел по булыжнику.
Кадфаэль хорошо видел их неожиданную встречу. Конь вскинул узкую красивую голову, вытянул шею, напряг ноздри и тихо заржал. Юноша побледнел, стал такого же цвета, как белый лоб коня, остановился, дернулся назад, и солнце высветило зеленые точки в его глазах. Потом он опомнился и поспешил вслед за своими товарищами в галерею.
Ночью, за час до заутрени, дормиторий потряс дикий крик "Барбари!.. Барбари!.." и длинный пронзительный свист. Брат Кадфаэль бросился к Мэриету, быстро положил руку на лоб спящего, погладил щеки, коснулся сжатых губ юноши и мягко опустил его голову на подушку. Мэриет так и не проснулся. То болезненное, режущее, что мучило его во сне, если это было сновидение, отступило, звуки растаяли, наступила тишина. Грозный вид Кадфаэля не позволил пораженным братьям раскрыть рты, и даже приор Роберт не решился прервать страшный сон, особенно если учесть, какие неудобства он причинил бы тем самым всем, включая себя. В воцарившейся тишине, когда свечи всюду погасли, Кадфаэль еще долго сидел у постели Мэриета. Монах был рад, что готов встретить все, что бы ни случилось, хотя и не мог бы объяснить, чего он ждет. А завтрашний день все равно наступит, на радость или на горе.
Глава четвертая
Мэриет встал к заутрене хмурый, с мешками под глазами, но явно ничего не подозревающий о том, что произошло ночью. От братьев, готовых излить на него немедля свое недовольство, тревогу и страх, его спасло лишь то, что, как только служба кончилась, помощник шерифа прислал сказать, чтобы Мэриет пришел в конюшню. Хью разложил на скамье порванную, повидавшую виды сбрую, а конюх прогуливал по двору Рыжего (это имя оставили коню), так, чтобы его можно было хорошо рассмотреть в мягком свете утра.
- Кажется, вопросы излишни, - сказал Хью с улыбкой, глядя, как взметнулась белолобая голова и раздулись широкие ноздри коня, завидевшего приближающегося Мэриета, хотя на юноше было непривычное облачение. - Он, без сомнения, узнал тебя, да и ты, наверное, узнал его. - И поскольку Мэриет продолжал молчать, ожидая расспросов, продолжал: - Это лошадь, на которой Питер Клеменс уехал из вашего дома?
- Да, милорд, та самая. - Юноша бросил лишь один быстрый взгляд на коня, облизал губы и стоял по-прежнему опустив глаза и ни о чем не спрашивая.
- Ты возился с ним всего один раз? Он охотно идет к тебе. Погладь его, если хочешь, смотри, он ждет твоей ласки.
- В тот вечер я отвел его в конюшню; вычистил, накормил, - проговорил Мэриет тихо и нерешительно. - А утром оседлал. До этого он никогда не показывал, что ему нравится, когда я за ним ухаживаю. Я... я люблю лошадей.
- Понимаю. Значит, ты возился и с его сбруей.
Это была богатая, красивая сбруя: седло отделано цветной кожей, а уздечка украшена серебряными бляшками, которые теперь были помяты и заляпаны грязью.
- Узнаешь?
- Да. Это все его, - ответил Мэриет, а потом спросил, почти испуганно: - Где вы нашли Барбари?
- Так его зовут? Это сказал тебе его хозяин? Милях в двадцати или чуть больше к северу отсюда, в торфяниках возле Витчерча. Очень хорошо, молодой господин, вот и все, что мне было нужно от тебя. Теперь возвращайся к своим обязанностям .
Товарищи Мэриета, собравшиеся вокруг лоханок с водой для утреннего умывания, поспешили воспользоваться его отсутствием. И те, кто боялся его, считая одержимым, и те, кому не нравилась его необщительность, и те, кто считал, что его молчаливость вызвана его презрением к ним, - все кричали во весь голос, выражая свое недовольство. Приора Роберта не было поблизости, но его помощник, его тень, брат Жером, был здесь и вертел головой, стараясь ничего не упустить .
- Брат, ты сам слышал! Он опять кричал ночью, он разбудил нас всех...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});