Эллис Питерс - Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8)

- И больше ты его не видел?

- Я не поехал с ними. А отец из вежливости проехал чуть дальше, чем следовало, и оставил его уже на хорошей дороге.

У Хью был еще один вопрос.

- Ты занимался его лошадью. И какова же она?

- Прекрасный конь, примерно трехлеток, очень горячий. - В голосе Мэриета зазвучал восторг. - Крупный, темно-гнедой с белой полосой на морде, от лба до носа, и белыми чулками на передних ногах.

Значит, достаточно приметный, его легко будет узнать, если найдут, и такой мог стать лакомой добычей для вора.

- Если кто-то по какой-либо причине убрал человека с этого света, говорил потом Хью Кадфаэлю в садике, - он бы не бросил такую лошадь. И искать ее надо где-нибудь недалеко, между нами и Витчерчем; а оттуда, где найдется лошадь, потянется и ниточка, которую легко будет проследить. Если уж предполагать худшее, то труп человека можно спрятать, а живая лошадь рано или поздно обязательно попадется на глаза какому-нибудь любопытному, и рано или поздно это дойдет до меня.

Кадфаэль развешивал под крышей своего сарайчика шуршащие пучки трав, высушенных совсем недавно, в конце лета, и в то же время внимательно слушал все, что говорил Хью. Из рассказа Хью следовало, что Мэриета отпустили и он ушел, не добавив ничего к тому, что каноник Элюар уже узнал от других обитателей дома Аспли. Питер Клеменс приехал и уехал в полном здравии, на своей прекрасной лошади, под охраной грозного имени епископа Винчестерского. Его учтиво проводили, проехав с ним первую милю предстоящего пути. А потом он исчез.

- Повтори, если можешь, ответы парня, слово в слово, - попросил Кадфаэль. -Там, где не найти ничего интересного в содержании, имеет смысл прислушаться к интонации.

Великолепная память Хью сохранила и слова, и интонации Мэриета, и он в точности передал их Кадфаэлю.

- Только тут ничего нет, если не считать прекрасного описания лошади. Он ответил на все вопросы и все же ничего нового нам не сообщил, потому что ничего не знает.

- Так-то так, но ведь он ответил не на все вопросы, - возразил Кадфаэль. - И я полагаю, что мальчик мог бы рассказать нам кое-что примечательное, хотя сомнительно, чтобы это имело отношение к исчезновению мастера Клеменса. Вспомни, каноник Элюар спросил: "И ты больше его не видел?" А парень ответил: "Я не поехал с ними". Однако он не сказал, что больше не видел уехавшего гостя. И еще, когда он говорил о слугах и этой девице Фориет, которые собрались утром, когда Клеменс торопился уехать, он сказал: "И мой брат". И не сказал, что брат отправился вместе с отцом провожать Клеменса.

- Верно, - согласился Хью, на которого слова Кадфаэля не произвели особого впечатления. - Но все это абсолютно ничего не означает. Мы ведь тоже не следим за всеми своими словами так, чтобы нельзя было усомниться ни в одном из них.

- Согласен. И все же заметить такие мелочи и подумать о них не вредно. Человек, не привыкший лгать, но вынужденный это делать, будет стараться увернуться, насколько возможно. Ладно, если ты найдешь эту лошадь в чьей-нибудь конюшне милях в тридцати или больше отсюда, ни тебе, ни мне не нужно будет тщательно думать над каждым словом юного Мэриета, потому что охота выйдет за пределы, включающие и его, и его семью. И они смогут забыть о Питере Клеменсе - останется разве что заказать мессу за упокой души родственника.

Каноник Элюар отбыл в Лондон вместе с секретарем, конюхом, багажом и всем прочим, намереваясь уговорить короля Стефана нанести на Рождество дипломатический визит двум могущественным братьям, владевшим на севере землями от берегов одного моря почти до берегов другого, и склонить их на свою сторону. Ранульф Честерский и Вильям Румэйр собирались провести праздники вместе со своими женами в Линкольне, и легкая, в разумных пределах, лесть плюс один-два скромных подарка могли принести добрые плоды. Каноник уже подготовил почву для этого и рассчитывал отправиться в путешествие вместе с королем и его свитой.

- А на обратном пути, - сказал он, прощаясь с Хью на большом дворе аббатства, - я покину двор его величества и заверну сюда; надеюсь, у тебя найдутся для меня какие-нибудь новости. Епископ будет очень тревожиться.

Он уехал, а Хью остался, чтобы продолжать поиски Питера Клеменса, которые теперь практически стали поисками его гнедой лошади. И он вел их энергично, разослав по наиболее проезжим дорогам своих людей - столько, сколько мог собрать, - нанося визиты хозяевам маноров, врываясь в конюшни, расспрашивая путников. Когда обследование самых вероятных мест ночевки Клеменса никаких плодов не принесло, углубились в менее обжитые районы. На севере графства местность была более плоской, лесов меньше, вместо них широкие вересковые пустоши, топи, кустарниковые заросли и разбросанные между ними торфяные болота, заброшенные, не пригодные к разработке; только местные жители, хорошо знающие безопасные участки, резали там торф и складывали его как топливо на зиму.

На краю этой пустыни, с ее болотной трясиной, темно-коричневыми промоинами и спутанным кустарником, под серым невыразительным небом лежал манор Алкингтон. Он находился в ужасном запустении, распаханных земель было мало, и не приходилось ожидать, что в подобном месте на выгуле у какого-нибудь арендатора обнаружится крупный чистопородный конь, достойный того, чтобы на нем ездил принц. Но именно там Хью нашел его, с его белой мордой и белыми чулками на передних ногах; грива и хвост были спутаны и грязны, но в остальном его состояние было вполне приличным.

Арендатор отнюдь не собирался скрывать коня, как, впрочем, не скрывал он и того, что надеялся получить за него награду. Это был свободный человек, арендовавший землю у лорда Вема; он с готовностью поведал Хью, как у него в конюшне появился неожиданный гость.

- Милорд, он сейчас выглядит гораздо лучше, чем когда пришел сюда: тогда по всему было видно, что он совсем одичал, и дьявол нас забери, если хоть кто-нибудь догадывался, откуда он. У одного из моих людей есть расчищенный под пашню кусок леса к востоку отсюда, островок в болоте, он там режет торф для себя и на продажу. Он и резал его, когда увидел коня, бродившего на воле, с седлом, уздечкой и всем прочим, а всадника не было. Мой человек попытался поймать его, но этот зверюга ни за что не давался. Парень старался изловить его несколько дней, а потом стал оставлять еду; коняга оказался достаточно умным и приходил к обеду, но таким хитрым, что поймать себя не давал. Прежде чем подпустить нас к себе, он весь вымазался в грязи, большая часть упряжи оборвалась и потерялась, а седло съехало и болталось где-то у него под брюхом. В конце концов я взял свою кобылу, мы привели ее туда и таким образом приманили его. Оказавшись у нас в руках, он повел себя достаточно спокойно, казалось, обрадовался, когда с него сняли то, что оставалось от его сбруи, и был не прочь снова почувствовать всадника у себя на спине. Но мы и понятия не имели, чей он. Я послал сказать о нем милорду в Вем, а пока мы держим его здесь и ждем приказаний, что с ним делать.