Василий Головачёв - Русская фантастика 2014
— Они охраняют ваше поместье.
— Ну да, а что? — удивился Фортунат. — Не преторианцев же ставить в караул!
— Мне казалось, что вы придерживаетесь более… либеральных взглядов, — осторожно подбирая слова заметил Кассий, вспомнив пикет леваков у казарм и портрет сенатора.
— Это, брат трибун, и называется политика! — раскатисто захохотал сенатор. — Взгляды взглядами, а террористов в Риме хватает. Да и волчат этих тупоголовых лучше держать на коротком поводке, дабы не натворили безобразий. Еще вина! — скомандовал он и, когда девочка склонилась над его бокалом, по-хозяйски потрепал ее по круглой попке.
Девочка вздрогнула, но не издала ни звука.
— А не уединиться ли нам, трибун, в опочивальнях? Есть несколько новых гетер из Киликии и Мавритании. И отборный гашиш из Месопотамии. А, трибун? После службы на благо Империи не грех и расслабиться?
Если бы Кассий не утратил способность смущаться, он бы, наверное, смутился.
— Я, вообще-то, пришел к Виринее.
— А ее нет! — развел руками Фортунат. — Моя своенравная дщерь отправилась в ресторан, праздновать Самайн…
— Одна? — нахмурился Кассий.
— Нет, ну что ты, с однокурсниками! — Кассий нахмурился еще сильнее, и Фортунат хлопнул его по колену: — Да не напрягайся ты, они же все, как один, педерасты! Очень модно среди римской молодежи в этом сезоне. Так что Виринея в полной безопасности во всех отношениях. Так как насчет гетер? — сенатор подгреб девочку-виночерпия и силой усадил к себе на колени. — И эту с собой возьмем, пусть приобщается к прекрасному!
Кассий взглянул на дикарку — в глазах ее стояли слезы — и покачал головой.
* * *На заднем дворе ресторана «Карфаген» — огороженном сеткой-рабицей клочке асфальта между парковкой и кирпичной стеной в потеках копоти — было холодно. После полуночи дождь прекратился, и в мутных лужах отражался свет единственного фонаря над черным ходом. Из мусорных баков воняло гнилью.
Бран вынес корзину с отбросами, примостил ее на крылечке и, преодолев брезгливость, достал из кармана полиэтиленовый пакет. Сегодня Самайн, а значит, среди объедков могли попасться нетронутые деликатесы. В праздники римляне всегда много пили и мало ели; после Вакханалий Бран притащил домой целого поросенка.
Сегодня добычу Брана составили десяток тарталеток с красной икрой, копченые свиные ребра и два стейка из оленины. Отнесу Уле, решил Бран, пакуя еду в пакет. Сестренка что-то совсем загрустила в последние месяцы. Если узнаю, что старый боров Фортунат распускает руки, убью. Перережу глотку.
Бран опрокинул корзину в мусорный бак, спрятал пакет за пазуху и закурил.
С улицы несло гарью: отсыревшие дрова праздничных костров сильно чадили, из-за чего пьяные друиды проклинали все на свете. У огня плясали римляне в масках — не настоящих, конечно, из ивовой коры, а дешевых гуннских, из пластмассы. Пикты и кельты к этому времени уже перепились.
На парковке поблескивали глянцем «Феррари» и «Ламборджини» — ярко-желтые, ярко-красные, ярко-синие. Золотая молодежь Рима приехала развлекаться на Самайн. Из ресторана доносились древние ритмы пиктских барабанов в современной обработке.
Зеленый кабриолет «Альфа Ромео» въехал на парковку на самых малых оборотах, тихонько урча могучим двигателем и шурша шинами по асфальту. Из машины, воровато озираясь, выбрался Фидах, на ходу натягивая форменную куртку парковщика и выуживая из-под сиденья кружевные трусики.
— Доиграешься, Фидах, — заметил Бран. — Опять уволят.
— Невелика потеря, — хмыкнул Фидах, вешая ключи от «Альфа Ромео» на стенд. — Все равно тут нет перспектив карьерного роста!
Фидах, как и Бран, появился на свет и вырос в Риме. Родители его, зажиточные купцы-кельты, отдали сына в престижную частную гимназию в надежде сделать отпрыска полноправным квиритом. В первый же день Фидаха обозвали «синемордым», мальчишка полез в драку и был с позором изгнан из гимназии. В публичной школе для иммигрантов он и встретился с Браном. Вместе они ходили драться с римлянами, воровали яблоки из садов патрициев, писали руны на стенах Капитолия, ухаживали за девчонками, удирали от «люпусов», жгли костры на Бельтейн, играли в мяч, занимались кулачным боем и слушали бардов.
Именно Фидах познакомил Брана с Тарлой.
— Ну что, принес? — спросил Фидах нетерпеливо. — Они скоро подъедут.
— Угу. Помоги отодвинуть…
Вдвоем Бран с Фидахом, сморщив носы от вони, отодвинули мусорный бак, и Бран вытащил из-за него кожаный рюкзак.
— Ну ты ловкач, — одобрительно кивнул Фидах. — Хитер, как римлянин. Ага, вот и они.
Неприметный пикап зарулил на парковку, из него выбрались двое усатых мужчин в черно-красных тартанах. Длинные усы одного из мужчин были заплетены в косички. Тарла. Долговязому Брану он едва доставал до подбородка, но из-за широких плеч казался почти квадратным. Низкий лоб, массивная челюсть, колючие глазки, жесткий ежик черных с проседью волос.
Спутник его отличался сломанным носом и расплющенными ушами бойца панкратиона. Усы боец носил соломенно-рыжие, взгляд телохранителя, как и подобает, рассеяно-цепко блуждал по сторонам.
— Вечер добрый, пикты! Хорошего урожая! — проскрипел Тарла традиционное приветствие.
— Спасибо, брат пикт. И тебе того же… — чуть смущенно ответил Бран.
Как-никак, это был сам Тарла, за голову которого вигилы давали двести сестерциев. Тарла, герой сопротивления, вожак пиктского подполья, ветеран Битвы за Альт Клут, беглец из римского концлагеря, неформальный лидер кельтской диаспоры, террорист и борец за свободу Каледонии…
— Ты сохранил наш груз? — спросил Тарла.
— Да, — Бран протянул ему тяжелый рюкзак.
— Молодец. Заглядывал внутрь?
— Нет.
— Это хорошо. Но ты ведь знаешь, что там? — хитро прищурился Тарла.
Бран усмехнулся:
— Догадываюсь.
Их беседу прервал пьяный гомон, долетевший от парадного входа ресторана. Телохранитель Тарлы шустро перехватил рюкзак и отправил его в кузов пикапа, а сам Тарла как бы невзначай расстегнул куртку, освобождая кобуру.
— Не надо, — сказал Бран. — Я схожу, посмотрю…
Тарла кивнул.
У входа в «Карфаген» назревала драка. Обычная пьяная свара между здоровенным вандалом и троицей римлян грозила перерасти в побоище, и перевес был на стороне вандала, так как из его противников — миниатюрной девицы, жеманного юноши в женском платье и его брата-близнеца в мужской одежде, но с румянами на щеках и лавровым венцом на голове, — на драчуна не походил никто.
Неизвестно, чем эта троица задела вандала, но тот рассвирепел всерьез и уже закатывал рукава, готовясь отправить римлян к праотцам. А значит — приедут вигилы, устроят допрос, поднимут записи камер наблюдения, увидят встречу Брана и Тарлы… Вот ведь как некстати, подумал Бран, ускоряя шаг. Принес их Цернунн на мою голову.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});