Колин Уилсон - Мир пауков. Маг и Страна Призраков

Паук выразил подтверждение; мысленный образ был не связан со словами, все равно что кивок.

— Тебе нужна помощь? — спросил Дравиг.

— Спасибо, нет, Симеон мне поможет.

— Тогда я должен возвратиться и обо всем доложить. — Дравиг подобрался, будто встав навытяжку, и сказал с подчеркнутой деловитостью: — От имени Смертоносца-Повелителя благодарю тебя за поимку этого убийцы.

Найл достаточно хорошо понимал паучью ментальность, чтобы усвоить суть: теперь действительно ясно, что люди этого города не несут никакой вины за гибель Скорбо.

— Спасибо, — склонил голову Найл.

Когда Дравиг удалился, Симеон подобрал нож и аккуратно вложил его обратно в ножны.

— Я сделаю анализ. Отрава, должно быть, смертельна.

Реплик недавнего диалога он, естественно, слышать не мог.

— Это яд зеленого скалистого скорпиона.

— О боги! — Симеон чуть не выронил нож. — Знал бы, так и не прикоснулся бы к нему без перчаток!

Он вынул из кармана большой носовой платок и аккуратно обернул ножны, завязав концы в узел.

Найл осторожно поднялся по стене, с облегчением обнаружив, что тошнота унялась, донимает лишь усталость. Симеон с беспокойством поглядел на его лицо.

— Бледный какой. Он ударил тебя в живот?

Найл покачал головой.

— Он ударил силой воли, как паук.

Симеон воззрился, не веря глазам.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно.

— Он не дотронулся до тебя оружием?

— Нет.

Симеон впитал это молча. Посмотрел вниз на тело, покачан головой.

— Так что же это, черт его дери?

Опустившись возле мертвого на колени, он обшарил его карманы. Улов небогатый: засаленный платок из дерюги да деревянные ложка с вилкой — рабы таскают их с собой.

— Посмотри-ка ему на шею, — указал Найл.

Как и ожидалось, нашли золотую цепочку с кулоном. Симеон снял ее и протянул Найлу.

— Не желаешь?

— Нет, у меня уже одна есть.

Хотя подлинная причина отказа была не эта. Он чувствовал странное интуитивное неприятие, словно от кулона веяло чем-то нечистым.

Не пройдя по проспекту и полпути, Найл понял, что идти пешком расхрабрился зря. Каждый мускул в теле ныл, и ноги будто кто-то залил свинцом. Несмотря на солнце, холодный воздух вызывал озноб. Смахнув снег с невысокой стенки, Найл сел.

В нескольких сотнях метров от него в центре площади искрилась на солнце Белая башня, даже окружающий снег от ее чистоты казался сероватым. Пристально глядя на нее, очерченную на фоне бледно-голубого небосвода, Найл опять пережил тот же светлый, неизъяснимый порыв радости, что и при нервом взгляде на нее. Пауки тогда вели его как узника, и он со всей семьей смотрел вниз на город с вершины южного холма. Некое чутье подсказывало ему, что Белая башня олицетворяет свободу и надежду. Глядя на нее теперь, Найл почувствовал, как от порыва радости в нем истаяло истощение, и тут дошло, что оно и донимало-то лишь оттого, что ум придавал ему значение.

Башня высилась посреди площади в обрамлении зеленой лужайки, скрытой сейчас под снегом. Даже в дни рабства пауки позволяли своим слугам-людям подстригать вокруг нее траву и выпалывать сорняки. Пауки не любили башню как символ былого превосходства человека и даже пытались ее взорвать. Но вместе с тем они чтили ее как тайну, недоступную их пониманию.

Разрушить башню нельзя было фактически ничем. То, что выглядело как полупрозрачный столп, на деле было атомным силовым полем, казавшимся сплошным из-за свойства отражать свет. Твердую материю извне поле отражало таким же образом, как отталкивают друг друга два одинаковых магнитных полюса. Примерно через миллион лет силовому полю суждено будет истощиться, тогда развалится и башня. Вместе с тем она по-прежнему будет служить капсулой времени, гигантским электронным мозгом, чьи клетки памяти хранят знание людей, бывших некогда хозяевами Земли.

Отдышавшись, Найл встал и двинулся в сторону башни. Прохожие внимания на него почти не обращали, в длинном плаще с отороченным мехом капюшоном он был, по сути, неразличим. Облегчение-то какое, не надо отвечать на приветствия. На первых порах правления Найла люди простирались перед ним ниц и оставались лежать, пока он не проходил мимо. Найл пробовал издать указ, чтобы на него не обращали внимания. Пустое: подданные чуть не взроптали, узнав о таком указе, — как это, не приветствовать властителя! Тогда Найл издал другой указ, провозглашавший, что ему более угодно, если его приветствуют поклоном. С этим подданные смирились, но иной раз били челом так усердно, что опрокидывались, и приходилось помогать им подняться. В целом же Найлу было куда более угодно, если его не замечали вообще.

Снег вокруг башни был девственно чист, никаких следов. В общем-то, постановления, запрещающего подданным ходить по лужайке, не было, но все равно никто никогда этого не делал, даже если требовалось срезать расстояние; видимо, башня внушала чувство, схожее с благоговейным ужасом.

В основании Белая башня была диаметром пятнадцать метров и поднималась метров на восемьдесят в высоту. Вместе с тем, если смотреть вверх, она словно упиралась в облака. Это был оптический обман, достигаемый за счет флюидной поверхности, переливчатой, будто воздух над нагревшимся дорожным камнем. Найл как-то сравнил ее с жидким лунным светом. Приблизившись почти вплотную, он ощутил знакомое покалывание, какое испытывает искатель воды по лозе, стоя над подземным источником. Найла будто притягивало магнитом. Ощущение усилилось, когда стал приближаться к северной стороне башни, где, как он уже уяснил, вибрация точно соответствует токам его собственного тела. Вот тяга стала неодолимой, и Найла повлекло вперед. Когда тело сомкнулось с поверхностью, ощущение было такое, будто входишь в воду. На миг голова закружилась, Найл потерял ориентацию, будто вот-вот готов был сорваться в сон; свет померк. Но вот опять посветлело, и он почувствовал, что находится внутри башни.

Однако перед глазами, вопреки ожиданию, предстала не круглая комната, а захватывающая дух панорама заснеженных горных вершин, скованных льдом гребней и загадочных синеющих долин, расстилающихся внизу во все стороны на сотни и сотни миль. Облака пуховыми перинами устилали отдельные склоны, покрытые льдом, но те из них, что непосредственно над головой, казались на вид такими же зубастыми и изорванными, как гранитные гребни и трещины далеко внизу. Найл стоял на горной вершине — под ногами жесткий спрессованный снег, а воздух такой чистый, будто искрится. Впереди в каких-нибудь трех метрах площадка отвесно обрывалась на глубину по меньшей мере двух километров; справа грузно сползал на другую — гораздо более низкую — вершину заснеженный каменистый хребет, напоминающий спину ящера.