Утро морей - Влада Ольховская
Взгляд блуждал по лицам, знакомым и чужим, пока не напоролся на Эвелину.
Она была прекрасна: платье подчеркивает безупречную фигуру, лицо чуть прикрыто черной вуалью, но так, чтобы не прятать удачный макияж. Она не плачет, хотя печаль изображает умело.
Сначала Макс решил, что ему показалось, что в нем говорят злость и обида, желающие переложить на кого-то эту страшную вину. Но чем дольше он наблюдал за Эвелиной, тем больше убеждался: изображает она только скорбь, а все остальное — нет.
Он не выдержал, подошел к ней. Хотелось закричать, а голос звучал хрипло и глухо.
— Тебе все равно…
— Конечно же, нет! — возразила Эвелина. — Ужасно некрасиво так говорить!
— Тебе все равно, — повторил Макс уже уверенней, постепенно принимая ту новую реальность, в которой они оба теперь существовали.
— Максим, мне не все равно! Просто я не вижу смысла убиваться, когда я ничего не могу изменить. Теперь, когда случилось непоправимое, мне нужно двигаться дальше. И тебе тоже!
Эвелину увели в сторону, чтобы он больше не мог к ней обратиться. Зря старались: ему нечего было сказать. Бесполезно.
Она не заплакала, когда закрывали крышку гроба. Момента, когда тело опустят в землю, она и вовсе не дождалась: уехала раньше.
Ей нужно было спешить на собрание, посвященное памяти Франика.
Глава 4
Ника, не отрываясь, смотрела на свои руки. Руки не дрожали. А должны были! Не то чтобы раньше она мгновенно впадала в истерику, и все же сильное перенапряжение всегда сказывалось на ней вот так — дрожью и слабостью в мышцах, не сразу, а потом, когда все заканчивалось.
Теперь получилось иначе, хотя перенапряжения ей с лихвой хватило. У нее перед глазами до сих пор стоял момент, когда она нашла сестру неподвижно лежащей на кровати. А ведь до этого ей и в голову не приходило, что с Дашей что-то не так! Да, сестра не снимала трубку, так первый раз, что ли? Ника не сомневалась, что Даша уже дома и они скоро встретятся.
И Даша действительно была дома — в пустой полутемной квартире. Лежала на кровати неподвижная, как будто мертвая. Такая бледная, что до нее страшно было дотрагиваться. А рядом с ней — открытая баночка замгарина с высыпавшимися таблетками. Таблеток этих оставалось подозрительно мало.
Раньше, может, Ника испугалась бы, сейчас — нет. Страх то ли не появился, то ли сразу отступил, и мозг работал как часы. Она позвонила врачу, объяснила, что случилось, попыталась вызвать у сестры рвоту, да только ничего не вышло. Потом появились медики, забрали Дашу в реанимацию.
Нику в отделение не пустили, и она ждала в приемном покое. Позвонила Боре, но он сказал, что они с Дашей расстались и его все это не касается. Позвонила Артуру. Он очень хотел приехать, но не мог — было совещание с партнерами из другой страны через интернет. Она не стала настаивать, Ника прекрасно знала, что справится и сама.
Позже, намного позже к ней вышел усталый врач.
— Передозировка замгарином, — буркнул он. — Явно намеренная.
Ника вспомнила разговор с Борей и не стала доказывать, что этого не может быть.
— Разве передозировка замгарином возможна? — только и спросила она.
— Да сплошь и рядом! Ваша выкарабкается, но не сразу. Домой езжайте. Сегодня вы уже ничего не сделаете для нее.
Нике и правда следовало бы ехать домой, а она еще на пару часов осталась в больнице, сама не зная, зачем. Думала о своей реакции — на все. Думала о Даше.
Думала о том, что сказал доктор.
Передозировка замгарином невозможна, об этом немало говорили и писали. Хотя… никто ведь не предполагал, что его будут жменями есть! Или следовало бы? Даша никогда не была склонна к самоубийству, не в ее это природе.
Поэтому большой вопрос, ради чего она все это сделала: чтобы свести счеты с жизнью или успокоиться? Своего Бореньку она любила неоправданно сильно, если старый кобель вильнул хвостом, Даша была бы подавлена. Она знала только один надежный способ избавиться от тоски — и воспользовалась им.
Да, это случайность. Но это та случайность, которой можно было избежать.
Ника все-таки поехала домой, однако не сомкнула глаз до самого утра. Она лежала в постели в темной комнате и думала о том, что можно исправить. Утром это, конечно, аукнулось ей головной болью, но две таблетки замгарина и чашка кофе решили проблему. Ника почувствовала, как сердцебиение приходит в норму, а мысли снова становятся ясными и четкими.
Придя на работу, она сразу же направилась в кабинет Люды Клещенко и заявила:
— Я хочу провести журналистское расследование!
На портале она прижилась. Ядовитые речи ее прежнего редактора о том, что она — просто наборщик текста рядом с настоящими журналистами, постепенно забылись. Да и с Людой было просто поладить: начальница никогда не давила авторитетом, но при этом не теряла безусловного уважения.
Вот и теперь Люда только спросила:
— На тему?
— Передозировки замгарина.
— Ого! Чего тебя туда понесло, дорогая?
Ника не собиралась ничего от нее скрывать. Она рассказала редактору все: о своей страшной находке, реанимации и о том, что могло заставить Дашу так поступить. Люда выслушала ее внимательно, наклонилась вперед, чтобы взять Нику за руку.
— Я тебе очень сочувствую, дорогая, правда, — сказала она. — И я желаю тебе и Дашеньке добра. Именно поэтому я буду с тобой честной: ты собираешься сделать глупость.
— Почему глупость? — удивилась Ника. — Это же случилось!
— И что, несчастье твоей сестры — повод запретить замгарин?
— Нет, конечно! Просто информации о том, сколько его можно принимать и какие возможны последствия, чудовищно мало. В своих лекциях Марина Сулина, помню, говорила, что не рекомендуется принимать больше пяти таблеток за раз. Но ты же знаешь, как у нас люди текст воспринимают! «Не рекомендуется» — это для них ни о чем, если не припугнуть страшными последствиями.
— В том-то и дело, что прямо сейчас никого припугивать не нужно.
Ника слабо интересовалась положением замгарина на рынке и в обществе. Она просто покупала таблетки и
