Reset - Анна Сергеевна Вакалова
— Тебе не нужно защищать ее, не она создала этот чертов чемодан!
Ивлин тычет пальцем в пол у моей ноги, будто «чемодан» все еще стоит рядом, как в тот день, когда я показал его Иву. Я припоминаю, что тогда Ивлин похвалил меня и выбежал из моей лаборатории так быстро, что даже не успел хлопнуть меня по спине.
— Не я один проголосовал за эвтаназию! — Почему-то я повышаю тон, начиная защищаться. — И не я предложил ее, к тому же.
Ивлин заводится так сильно, что делает неопределенное движение в мою сторону, будто хочет ударить. От искреннего удивления я не успеваю даже отклониться. Продолжаю оправдываться:
— Это не моя идея.
— Это неважно, Уилл! Никто, кроме тебя, пока не смог бы создать этот чемодан!
— Но ведь было голосование…
— Я был против.
Повисает молчание. По сравнению с тем шумом, что мы оба создали за последние несколько минут, тишина кажется оглушающей. Я тупо смотрю на Ивлина и впервые вижу, как болезненно он реагирует. Я чувствую, как сожаление, накопленное с того момента, как я начал подозревать, что мы поступаем неправильно, шевелится внутри меня. Мою грудину сжимает спазм, от которого все мое тело прошибает лихорадка.
— Ты был против? — Тупо повторяю я.
— А ты был за.
Ивлин произносит это с такой горечью, что мое лицо заливается краской.
— Мне до сих пор трудно в это верить. Что было не так? — Ивлин смягчает тон, когда своими глазами-сканерами видит пожар внутри меня. — Почему ты проголосовал за?
Я потупился, пытаясь наскрести аргументов для ответа. Оглядываясь на события последних двух лет, я не смог отметить ничего толкового. Анализу не поддавались ни мои бестолковые скитания, ни время, которое я проводил с целью. С моей текущей позиции все мои предыдущие годы были пустыми, но это все еще не стоило принятого решения.
— Я не знаю, что сказать, Ивлин.
Ив несколько раз кивнул, так и не найдя для меня слов. Он отвернулся и отошел снова к окну, и я расценил это единственным верным образом: мой друг больше не мог смотреть на меня. В грудной клетке снова защемило.
Я вспомнил, как себя почувствовал, создав расщепитель. Лучшим существом на свете. Сейчас я осознал, что был противоположно далек от правды и что Ивлин сразу подумал иначе. Вот почему он старался не отходить от меня после того, как все было решено. Приходил, играл со мной в шахматы, водил на прогулки. Он думал, что я переживаю из-за того, что сотворил, а на деле я сожалею об этом лишь сейчас, когда Мария открыла мне глаза, когда я сам почувствовал интерес, когда последствия перестали работать на меня, а стали угрожать. А все эти счастливые лица детей и других людей, довольных жизнью, которые голосовали против, не разбудили во мне сожаления. Его разбудил лишь мой эгоизм.
Именно это сегодня понял Ивлин.
Я видел его размытое отражение в стекле, за которым виднелся чуть подсвеченный пляж. Организаторы нового дня панорамы готовили свои аттракционы для тех, кто скоро умрет, потому что большинство устало и проголосовало за. А на сколько их было больше? И имеет ли это значение вовсе?
Прежде чем моя голова дошла до этого, мое сердце завелось. Я снова перевел взгляд от пляжа к отражению Ива в стекле и произнес:
— Я знаю, о чем ты думаешь.
В отражении засверкали два сканера. Я закончил мысль:
— Как можно быть таким умным и в то же время таким тупым.
По стеклу проползла неуверенная и отчасти злорадная усмешка. Видеть ее в свой адрес, да еще и от Ивлина было больно. Но и поделом мне.
Глава 10
Думать было некогда. Теперь времени осталось только на действия.
Быстрый душ, чтобы смыть соль и сомнения, отрезвил меня. Я не взял из номера ничего, но надел один из своих строгих костюмов. Расчесываясь, я осмотрел себя в зеркале, будто бы видел этого человека впервые. Я не смог улыбнуться своему отражению. Никакого снисхождения, Уилл Уоксон.
У двери выхода из нашего блока меня ждал Ивлин. Он закинул на плечи рюкзак с поклажей и привалился им к стене. На нем была новая белоснежная рубашка, покрытая трещинами вмятин в местах, где он надолго скрестил руки. Он не расцепил их, когда я подошел ближе.
— Ты готов? — Оказалось, что Ивлин может быть суровым. Привыкнуть к его злости было невозможно.
— Да.
Он открыл дверь, и мы покинули наш блок навсегда. Я не обернулся.
Путь до лифтовой мы проделали вместе, затем Ив зажал одновременно две кнопки — загорелись треугольные стрелки вверх и вниз. Так как в высотках все давно спали, лифт для Ива спустился за считаные секунды. Мы не успели заговорить вновь.
Оранжевый свет разлился по полу. Ивлин не стал мешкать, зашел внутрь и сразу ткнул нижнюю кнопку. Его рубашка будто бы подсветилась, и я подумал: «Странно, что ангел едет вниз». Ивлин бы меня не понял. Последние упоминания рая и ада затерялись на дальних полках хранилища.
— Удачи. — Произнес Ив, прежде чем двери бесшумно съехались.
Я сжал кулаки. Удача тут не при чем, и я не вправе полагаться на нее.
Лифт для меня подал бренчащий сигнал уже через секунду. Я понял, что с этого момента все события будут разворачиваться стремительно.
Я вышел в безмолвный холл, и лампы на стенах загорелись от моего присутствия. Лифтовая словно пробила потолок, потому что кабина выпустила меня прямо в кабинет начальства. Панельные окна по периметру открывали головокружительный вид на все стороны света. Я сделал несколько шагов, но не услышал их, потому что пол был устлан мягчайшим синтетическим ковром, скрадывающим звуки.
Мой чемодан стоял там, где я оставил его в понедельник. Никому и в голову не пришло спрятать его в надежное место или запереть кабинет. На это я и рассчитывал.
Я подошел к последнему изобретению человечества и обнаружил, что мои ладони вспотели. Темная кожа чемодана чернела в полумраке кабинета, и мне показалось, что на его месте образуется черная дыра. Зияющая темень вбирала в себя любые проблески или отражения света, притягивала меня к себе и угрожала. Я подошел вплотную так, что носком ботинка почти уперся в кожуру чемодана, но не смог протянуть руку и коснуться его. Я создал его, но сейчас он был куда больше меня. За эту неделю чемодан набрал зловещей силы, и я пришел в ужас, наконец, увидев,
