Голос Вселенной 1996 № 4 - Юрий Дмитриевич Петухов
Широко известен был миф о борьбе Яхве со Змеем Ливйатаном (Левиафаном). У пророка Исайи (27:1) сказано:
В тот день обрушит Яхве
Свой меч тяжелый, и огромный, и крепкий
на Ливйатана, Змея убегающего,
и на Ливйатана, Змея извивающегося,
и убьет дракона, который в море.
Эти «языческие» мифы упоминаются и в псалме 74 (73):
Ты рассек своею силой море, отрубил головы змеев над водами! Ты разбил головы Ливйатана, дал его в пищу народу пустыни! Ты рассек источник и потоки, Ты иссушил могучие реки.
В ветхозаветной мифологии Яхве представляется царем и предводителем Израиля (см. 1 Сам [I Царств.], 8:6). Его обычный эпитет: «Яхве цеваот», т. е. «Яхве Воинств»; из этого, через грецизированное воспроизведение древнееврейского цеваот, возникла впоследствии формула «господь Саваоф». Яхве предводительствует израильтянами в битве с врагами (см. 1 Сам [I Царств.], 4:4–6), он ведет их в Землю Обетованную и уничтожает их врагов. В предании о полководце Йифтахе (Йеффай) Яхве фигурирует как собственно и исключительно израильский бог, аналогичный богам других народов. Обращаясь к аммонитскому царю, Йифтах говорит (Суд., 11:24): «Разве не тем, что дал тебе во владение Кемош, твой бог, ты владеешь? А тем, что дал во владение Яхве наш Бог, этим мы владеем». Однако одновременно он «великий Бог и великий царь над всеми богами» (Пс, 94:3), «бог богов» (Пс, 50 [49]:1), т. е. глава пантеона, и «великий царь над всею землею» (Пс, 47 [46]:3). Исследование книги Псалмов позволило установить, что в Иудее ежегодно справлялся праздник воцарения Яхве; воспроизведение мифов, о которых говорилось выше, то ли в виде театрализованного действа, то ли декламацией и пением, по всей вероятности, входило в его ритуал.
Сравнительно недавно опубликованные надписи из Хирбет эль-Кома и остраконы из Кунтиллат Аджруда показали, что в VIII–VII вв. до н. э. (время, которым они датируются) Ашера перешла на место супруги Яхве. Остраконы из Кунтиллат Аджруда свидетельствуют также, что существовали различные ипостаси Яхве: Яхве Самарийский (тому в Ветхом завете соответствует Телец Самарийский), Яхве Теманский и, вероятно, другие.
Обращение к уже упоминавшимся выше угаритским поэтическим повествованиям показывает, что образ Яхве в политеистическом иудейском пантеоне параллелен угаритскому образу Силача Балу (иначе: Хадду). И тот и другой – цари мироздания; и тот и другой – боги-воители, громовержцы, податели огня, обеспечивающие плодородие. В угаритских поэмах Силач Балу – всадник, скачущий на облаке. Но и в псалме 104 (103) Яхве изображается как
делающий облака своею колесницей,
идущий на крыльях ветра.
Аналогично и в псалме 68 (67).
Мифы, в которых Силач Балу играет центральную роль, обнаруживают поразительную сюжетную близость с иудейско-израильскими «языческими» мифами. Это прежде всего миф о борьбе Силача Балу с богом смерти Муту. Здесь Балу – умирающий и воскресающий бог, вместе с которым умирает и воскресает природа. Другой миф – о строительстве Дома для Балу, что делает возможным осуществление его функций подателя дождя и громовержца, а также его царской власти над богами и всею Вселенной. Еще один миф – о победе Силача Балу над Йамму – богом моря и водной стихии, причем Балу олицетворяет вселенский миропорядок, тогда как Йамму – темные, разрушительные силы мироздания. Наконец, существовали мифы о борьбе Силача Балу со Змеем. Заметим еще, что Силач Балу часто появляется в угаритских текстах в облике тельца; но в облике тельца почитался и Яхве. Немудрено: телец – воплощение силы и могущества.
Этот параллелизм, разумеется, не случаен; он возникает потому, что общими были мифологические представления угаритян, израильтян и других народов сирийско-палестинского региона. А эта общность была следствием общности образа жизни и культурных традиций.
Заметим еще один примечательный факт: один из главных богов финикийского города Библа именовался Йево. Есть основания предполагать, что здесь перед нами местный вариант культа Яхве, сложившийся самостоятельно за пределами израильского общества на основе представлений, общих для всего региона.
Социальные процессы в Иудейском и Израильском царствах в первой половине I тысячелетия до н. э. вызвали к жизни мощное общественное движение, направленное против правящей верхушки – аристократов и богачей, в защиту разоряемого и притесняемого крестьянства – того «народа Страны», у которого различными способами отнимали землю, средства существования и личную свободу. Выступления «народа Страны» против насильников и поработителей неоднократно приводили к резкому обострению политической обстановки, переворотам, свержению одних царей и возведению на престол других.
Идеология этого движения нашла отражение в проповеди ветхозаветных пророков. В ее основе лежала мысль, будто Яхве является искони не только главным богом древнеизраильского пантеона, но и единственным богом Израиля. Культы других богов – это отпадение от Яхве, измена ему. Ветхозаветные пророки обличали вселенское неустройство, насилие и гнет, царящие в этом мире; они предрекали кару злодеям и притеснителям. Зло, царящее в иудейско-израильском обществе, – это, по мысли пророков, следствие нарушения воли Яхве, его заповедей и велений, следствие измены почитанию Яхве как единственного бога Израиля и даже единственного бога вообще, следствие того, что израильтяне обратились к культу иных богов (мерзость и нечестие, по понятиям пророков), а несчастия и беды, постигающие Израиль, – это наказание божие за указанные преступления. Установление социальной справедливости и всеобщего благоденствия должно было осуществиться прежде всего как следствие «возвращения» к якобы исконному монотеизму Яхве и воплощения в жизнь его учения.
Окончательное поражение иудейско-израильскому «язычеству» нанесла религиозная реформа иудейского царя Иосии (621 г. до н. э.), в которой воплотились идеи пророков. В качестве регулятора всей жизни общества она утвердила учение Яхве, воплощенное в книге, «найденной» (такова официальная версия) при ремонте Иерусалимского храма.
Монотеизм Яхве в иудейско-израильской религии возникает в результате слияния образов Яхве и верховного бога Эла, причем Яхве приобретает присущие Элу черты.