Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин
– Двойные судьбы, альтернативные вселенные, – сказала мисс Лелаш. – Смотрите вечерами по телевизору старую фантастику?
– Нет. – Клиент говорил почти так же сухо, как она. – Я не прошу вас верить. По крайней мере, без доказательств.
– И на том спасибо!
Он улыбнулся, почти рассмеялся. Доброе лицо; и почему-то кажется, что она ему нравится.
– Но послушайте, мистер Орр, откуда взять доказательства ваших снов? Тем более если вы уничтожаете все следы и каждую ночь меняете все прошлое начиная с плейстоцена?
– Вы не могли бы, – вдруг встрепенулся он, как будто обнадеженный новой мыслью, – вы не могли бы, как мой адвокат, попросить разрешения присутствовать на одном из наших сеансов? Если вы не против?
– Может быть. Можно устроить, если причина веская. Но имейте в виду: если приведете с собой адвоката, потому что подозреваете врача в покушении на вашу частную жизнь, отношения с ним напрочь испортите. Судя по вашим рассказам, они и так неважные, хотя со стороны судить трудно. Вы ведь должны доверять ему, а он в каком-то смысле – вам. А вы от него отделаться хотите и адвоката притащили – и как он должен реагировать? Он же вроде помочь вам хочет.
– Да. Но он использует меня в исследовательских…
Орр не договорил. Мисс Лелаш напружинилась: паучиха наконец увидела добычу.
– В исследовательских целях? Это правда? Как-как? Машина, о которой вы говорили, – она что, экспериментальная? А в ЗОС одобрение прошла? Вы что-нибудь подписывали, кроме формуляров ДТЛ и согласия на гипноз? Ничего? Знаете, мистер Орр, не исключено, что у вас есть повод для жалобы.
– Вы сможете поприсутствовать на сеансе?
– Может быть. Но, конечно, упирать будем не на частную жизнь, а на нарушение гражданских прав.
– Вы же понимаете, что я не хочу испортить жизнь доктору Хейберу? – забеспокоился он. – Не надо, он пытается как лучше. Просто я-то хочу, чтобы меня вылечили, а не использовали.
– Если у него добросовестные мотивы, но он применяет на людях экспериментальную аппаратуру, он не удивится, что возникли вопросы. И если ничего страшного не обнаружится, ему ничего не будет. У меня было два таких случая: работа по поручению ЗОС. Один раз меня попросили понаблюдать за испытанием нового гипнотизирующего устройства на медицинском факультете – оказалось, оно не действует. Другой раз в Институте Форест-Гроува я присутствовала на демонстрации устройства для внушения агорафобии – чтобы людям было приятно ходить в толпе. Оно действовало, но одобрения не получило: мы решили, что оно подпадает под законы о промывке мозгов. Наверное, я смогу получить распоряжение ЗОС о проверке этого агрегата, который у вашего врача. И вы ни при чем. Я не буду представляться вашим адвокатом. Может, даже я вас как бы не знаю. Я просто аккредитованный наблюдатель при Американском союзе гражданских свобод, пришла по поручению ЗОС. Если ничего такого не выяснится, будете работать с врачом, как раньше. Только надо придумать, как попасть именно на сеанс с вами.
– Я у него единственный пациент, с которым он применяет «Усилитель», – он мне сам говорил. Сказал, он его еще дорабатывает.
– Значит, у него действительно исследовательские цели. Эксперимент. Отлично. Ну что, попробуем вам помочь. Правда, на оформление документов уйдет неделя, если не больше.
На лице клиента отобразилось отчаяние.
– Надеюсь, мистер Орр, за эту неделю вы меня во сне не сотрете с лица земли?
Ей показалось, что в ее голосе слышно шуршание хитина и хруст жвал.
– По своей воле – ни за что, – ответил он с благодарностью… ой, нет, это не благодарность – это симпатия. Черт, она ему понравилась! Несчастный шизик на таблетках – оно и понятно, что понравилась. А он – ей. Она протянула смуглую руку, он подал ей свою, белую; блин, совсем как на том дурацком значке, который у матери валялся на дне коробки с иголками, – что-то там «СКННД» или «СККНД»[6], мать в середине прошлого века была членом, – черная рука пожимает белую. Ужас!
5
Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость»[7].
Лао-цзы. Дао дэ цзин
С улыбкой на губах Уильям Хейбер поднялся по ступеням Орегонского онейрологического института, открыл высокую дверь из поляризованного стекла и нырнул в сухой кондиционированный воздух. Несмотря на 24 марта по календарю, на улице уже была сущая баня, зато внутри института царила прохлада, спокойствие и чистота. Мраморный пол, респектабельная мебель, отделанная матовым хромом стойка регистратуры, за ней – налакированная сотрудница.
– Доброе утро, доктор Хейбер!
В фойе он столкнулся с Этвудом. Тот шел из исследовательского крыла, взъерошенный, с красными глазами: всю ночь просидел над энцефалограммами. В принципе, такую работу сейчас делали компьютеры, но бывали ситуации, когда требовался незапрограммированный мозг.
– Здравствуйте, шеф, – бросил Этвуд.
А перед дверью в его кабинет мисс Крауч прощебетала:
– Доброе утро, доктор!
Хорошо, что в прошлом году, когда его назначили директором института, он взял Пенни Крауч с собой. Она умная и преданная, а человеку во главе большого и сложного исследовательского института умная и преданная женщина в приемной просто необходима.
Он проследовал в святая святых.
Бросив портфель и папки на диван, он потянулся и, как всегда, когда заходил в кабинет, подошел к окну. Большое угловое окно выходило на северо-восток и захватывало значительный кусок пространства: совсем рядом, у подножия холмов, излучину стянутого мостами Уилламетта, по его берегам – бессчетные городские башни, чьи высоченные шпили в весенней дымке казались молочными, убегающие вдаль пригороды, за последними пределами которых вставали предгорья, и горы. Худ, огромная, но как бы отстраненная, окутавшая свою вершину тучами; дальше к северу – похожая на коренной зуб Адамс; и, наконец, – четкий конус вулкана Сент-Хеленс, из-за длинных серых склонов которого, словно малыш из-за материной юбки, выглядывал совсем уж на севере маленький лысый купол Рейнира.
Воодушевляющий вид. Хейбера он всегда воодушевлял. Кроме того, после недели непрерывных дождей стрелка барометра пошла вверх и над речным туманом выглянуло солнце. Прекрасно зная по сотням записей ЭЭГ, как атмосферное давление связано с тяжестью на душе, он почти осязаемо чувствовал, как его настроение и самочувствие вместе с потоками яркого света и сухого ветра воспаряют к облакам. «Вот-вот, так держать, еще поработать над климатом», – пронеслось у него в голове – быстро, почти украдкой. В его сознании параллельными потоками развивалось несколько идей, но это соображение ни к одному из них не относилось. Оно промелькнуло и тут же упало в картотеку долгосрочной памяти, а доктор тем временем включил настольный диктофон и начал
