Блудницы Вавилона (СИ) - Уотсон Иэн

Женщина направилась к кабинке между двумя другими свободными кабинками. Они вошли, и Алекс задернул шторы. Глядя один на другого, разделись в прыгающем свете лампады. На мгновение он представил ее в школе или в церкви какого-нибудь захолустного американского городка. Но нет — здесь она была вавилонской блудницей.

Маленькие, но упругие груди. Узкие бедра и выбритый лобок, из-за чего она казалась еще более юной и обнаженной. А вот подмышки волосатые.

Тела их соприкоснулись, и он забыл о школах и церквях.

Получилось вполне удовлетворительно. После нескольких неловких тычков он без труда проник в тесное влажное лоно и быстро кончил, после чего еще немного подвигался, что, как показалось, пробудило в ней ответное желание. Постепенно он снова набрал ритм. На этот раз до эякуляции дело не дошло, зато она достигла оргазма, завершившегося на пике не вскриком, а тихим вздохом.

Потом Алекс лежал, поглаживая ее волосы и золотую заколку.

— О чем ты молилась у алтаря?

— Я молилась за тебя, грек.

Может быть, вопросы задавать не принято? С другой стороны, они уже в некотором смысле обменялись достаточной информацией друг о друге. Вскоре «мышка» зашевелилась, давая понять, что хочет встать. Он поднялся.

— Вина?

Она покачала головой, несколько раз обмакнула руку в кувшин, побрызгала на бедра и между ними, вытерлась полотенцем и начала одеваться.

Алекс последовал ее примеру. Раздеваясь, он осторожно снял и сложил набедренную повязку, чтобы не обнаружить спрятанный в ней сверток, но теперь забыл о своем маленьком секрете, и тот, выскользнув, упал ей под ноги. К ужасу Алекса, она наклонилась, подняла сверток и прошлась по нему пальцами.

— Что это у тебя, грек? Амулет-оберег для чресл?

— Нет, нет.

Девушка развернула ткань, обнажив пластиковую коробочку.

Глаза ее расширились.

— Святая Иштар!

— Дай сюда! Не смотри!

— Не смотреть? Да тут и одного взгляда достаточно. — Она вовсе не торопилась возвращать дата-картридж. — Интересные ты прячешь штучки. Да еще в таком месте. Ну и ну.

— Ты права, это что-то вроде амулета. Она постучала ногтем по пластику.

— О нет, нет. Ты знаешь, что это, и я тоже знаю, что это. Здесь такого не найдешь. — Голос звучал спокойно, и Алекс мог бы поклясться, что находка ее нисколько не испугала. — Где взял?

— Нашел. — Где?

— Это упало с осла. Она весело рассмеялась.

— Ну конечно! Мимо проходил осел, и эта штука свалилась тебе под ноги. Точнее, в причинное место.

— Что-то вроде того. Я не знал, что с ней делать, собирался спрятать где-нибудь. Раз оказалась в Вавилоне, значит, на ней что-то важное. Только вот для кого? И почему?

— Послушай, грек… Кстати, как тебя?

— Алекс.

— Какое знатное имя. Меня зовут Фессания. — Она протянула руку, но не ту, в которой была кассета. — Будем знакомы.

Странное дело — пожимать руку тому, с кем только что лежал голый в постели.

— Не думаю, что здесь принято называть друг друга по имени, а, Фессания?

— Наверно. Только ведь у нас все изменилось, тебе не кажется?

— Не обязательно.

— Обязательно. Все изменилось. Понимаешь ли, Алекс, я ведь дама не из простых. — Она как-то странно, с горечью, усмехнулась, словно вспомнила другие времена и другие места. — Происхождение ко многому обязывает. У меня есть определенные амбиции, планы. Я многого жду от жизни. Во мне бурлят неутоленные желания! Вот что, я, пожалуй, все-таки выпью.

Алекс разлил вино по двум кубкам из темно-синего стекла, выложенных белыми фестонами. Отменный вкус вина стал для него приятным сюрпризом.

— Я так понимаю, что ваша милость не замужем?

— Не совсем.

— Собираешься? Она кивнула.

— Наверно, придется. У замужней женщины намного больше возможностей для интриг.

— А наказание?

— Неудача — сама по себе наказание.

— Я имею в виду — за измену.

— Только если отравишь или порубишь мужа на кусочки. В остальных случаях все решает сам супруг. Может побить, если захочет. Или посмеет. К тому же крутить роман можно под крышей и покровительством Иштар. Такое здесь часто случается. Но обходится недешево. У старушонок, что здесь прибираются, отличная память на лица. Попробуйте втереть богине очки, и вам быстро дадут понять, что одной монетой здесь не отделаться. Возьмут пять. Золотом.

— Возмутительная безнравственность!

— Нет, не безнравственность. Религия. Все религии притягивают деньги. Все что-то продают: спасение, прощение, благословение, победу. Но кто тут говорил об интрижках? Только не я, мой дорогой Алекс! Я говорю об интриге намного более интересной. Так по крайней мере представляется мне, особе относительно юной и непросвещенной.

Укор? Неужели он оставил ее неудовлетворенной? Или, может быть, она ищет совсем иного удовлетворения?

А я-то считал ее «мышкой», — подумал Алекс. — Как можно так ошибаться?»

— Итак, ты собираешься замуж, а потому сначала решила сходить сюда. — Однако она не была девственницей, по крайней в мере в его понимании этого слова.

Словно догадавшись, о чем он думает, Фессания криво усмехнулась.

— Было дело с одним парнем. Мне тогда исполнилось тринадцать. Я и выглядела помоложе. Тот, о ком я говорю, побывал сегодня здесь.

— Тот, который выбрал девчонку-оборванку?

— Да, Он. Наверно, еще не отпустил. Такая вот я скороспелая. Потом вмешались другие интересы. А сюда пришла оживить былые ощущения, напомнить себе, что меня ждет.

— И как? Оживила?

— Да, все в порядке. — Она вздохнула. — Честно говоря, мне лучше в одиночку: не отвлекаешься и воображение стимулирует. Впрочем, на воображение я и сегодня не могу пожаловаться.

От комментариев ее оценки его как любовника Алекс предпочел воздержаться.

— А разве твой… хм… любовник не рисковал, соблазняя тринадцатилетнюю девочку из знатной семьи?

Любовник! Смешно! Напыщенный хлыщ и извращенец! Ясно, что в связи Фессании с извращенцем было что угодно, кроме любви.

— Риск сладок.

Тринадцать… Когда Фессании было тринадцать, Вавилон только-только открыл свои ворота. Можно предположить, что сюда ее привезли родители — первые поселенцы имели немалые преимущества.

— Ты знаешь, за кого выходишь?

— За мужчину. Остальное не важно.

— Но он должен испросить разрешения у твоего отца?

— Разумеется.

— И кто же папочка? Чем заведует? Инспектор речного движения? Или, может, президент гильдии парфюмеров? Поставщик овощей ко двору Александра?

фессания хихикнула.

— Давай лучше вернемся к нашему делу. Если мы хотим раскрыть секрет амулета, — который она по-прежнему держана в руке, — то нам надо как-то поддерживать связь, верно? Где ты остановился?

— Постоялый двор «Меж двух шкурок». — Он протянул руку за кассетой, но вместо нее получил пустой кубок.

— Если эта штучка вывалится из повязки где-нибудь на улице, тебя ждут серьезные неприятности. Или твою комнату может обыскать правительственный агент. В конце концов, тебе могут устроить засаду под видом ограбления. Нет, Алекс, владеть этой штучкой слишком опасно. Я же могу спрятать ее в надежном месте.

— С какой стати правительственный агент… А, понимаю. Ты меня шантажируешь.

— Пожалуйста, налей вина. Какой ты неотесанный. Сначала уложил в постель, теперь не даешь утолить жажду.

Алекс налил ей, потом себе и тут же выпил.

— Лучше бросить ее в канал.

— Нет-нет! Так не пойдет. Тебя могут обвинить в уничтожении собственности вавилонского правительства.

— Значит, ты о ней позаботишься? Возьмешь риск на себя?

Уступать кассету Алексу очень не хотелось. Он с некоторым даже раздражением осознал, что находка стала для него неким дурацким талисманом. Другие носили всевозможные магические амулеты на шее, он же таскал свой за поясом. Некоторым образом кассета действительно играла роль талисмана. Считать записанную на ней информацию он не мог, а ждать появления соответствующей техники оставалось две с лишним тысячи лет. Так что находка оставалась своего рода магическим предметом, мистическим образом связывавшим Алекса с далеким двадцать первым веком, который он покинул то ли на время, то ли навсегда. В этом смысле пластиковая коробочка превратилась в иррациональный ключ к его персональной машине времени. Расстаться с ним Алекс боялся — даже вопреки желанию стать настоящим вавилонянином, что тоже было некоей формой капитуляции. Он посмотрел в глаза Фессании.