Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович
— Какое хулиганство! — сказала женщина с достоинством. Она взяла две банки консервированных лакомств, поискала на прилавке глазами и аккуратно содрала обложку с журнала «Космический человек». — Я вас запомню, девяносто третий номер! Это вам не прежние времена, — она завернула банки в обложку. — Мы еще с вами увидимся в муниципалитете.
Я крепко взял шофера за локоть. Каменная мышца под моими пальцами обмякла.
— Наглец, — сказала дама величественно и удалилась.
Она шла по тротуару,горделиво неся красивую голову с высокой цилиндрической прической. На углу она остановилась, вскрыла одну из банок и стала аккуратно кушать, оставая розовые ломтики изящными пальцами. Я отпустил руку шофера.
— Надо стрелять,- сказал он вдруг.- Давить их надо,а не книжечки им развозить. — Он обернулся ко мне. Глаза у него были измученные.- Так отвезти вам книги?
— Да нет, — сказал я. — Куда я все это дену?
— Тогда пошел вон,- сказал шофер.- Минца взял? Вот пойди и заверни в него свои грязные подштанники.
Он влез в кабину. Что-то щелкнуло, и задняя стенка стала подниматься. Было слышно, как все трещит и катится внутри фургона. На мостовую упало несколько книг, какие-то блестящие пакеты, коробки и консервные банки. Задняя стенка еще не закрылась, когда шофер грохнул дверцей, и фургон рванулся с места.
Девицы уже исчезли. Я стоял один на пустой улице с томиками Минца в руках и смотрел, как ветерок лениво листает страницы «Истории фашизма» у меня под ногами. Потом из-за угла вынырнули мальчишки в коротких полосатых штанах. Они молча прошли мимо меня, засунув руки в карманы. Один из них соскочил на мостовую и погнал перед собой ногами, как футбольный мяч, банку ананасного компота с глянцевитой красивой этикеткой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На пути домой меня застигла смена. Улицы наполнились автомобилями. Над перекрестками повисли вертолеты-регулировщики,а потные полицейские, ревя мегафонами, разгоняли поминутно возникающие пробки. Автомобили двигались медленно. Водители высовывали головы, переговаривались, острили, орали, прикуривали друг у друга и отчаянно сигналили.Лязгали бамперы.Все были веселы,все были добры,все так и сияли дикарской восторженностью. Казалось, с души города только что свалился какой-то тяжелый груз,казалось,все были полны каким-то завидным предвкушением. На меня и на других пешеходов показывали пальцами. Несколько раз мне поддавали бампером на перекрестках — девушки, просто так, в шутку. Одна девушка долго ехала рядом со мной по тротуару, и мы познакомились. Потом по резервной полосе прошла демонстрация людей с постными лицами. Они несли плакаты. Плакаты взывали вливаться в самодеятельный городской ансамбль «Песни отечества»,вступать в муниципальные кружки кулинарного искусства,записываться на краткосрочные курсы материнства и младенчества.Людям с плакатами поддавали бамперами с особенным удовольствием. В них кидали окурки, огрызки яблок и комки жеваной бумаги. Им кричали: «сейчас запишусь,только галоши надену!», «А я стерильный!», «Дяденька, научи материнству!» А они продолжали медленно двигаться между двух сплошных потоков автомобилей, невозмутимо, жертвенно, глядя перед собой с печальной надменностью верблюдов.
Недалеко от дома на меня напала толпа девиц, и, когда я выбрался на Вторую Пригородную,в петлице у меня была пышная белая астра, на щеках сохли поцелуи,и мне казалось, что я познакомился с половиной девушек города. Вот это парикмахер! Вот это мастер!
В моем кабинете в кресле сидела Вузи в пламенно оранжевой кофточке. Ее длинные ноги в остроносых туфлях покоились на столе,в длинных пальцах она держала тонкую длинную сигарету и, закинув голову, пускала через нос к потолку длинные плотные струи дыма.
— Наконец-то!- вскричала она,увидев меня.- Где вы пропадаете, в самом деле? Ведь я вас жду, вы что, не видите?
— Меня задержали, — сказал я, пытаясь вспомнить, точно ли я назначил ей свидание.
— Сотрите помаду,- потребовала она.- У вас дурацкий вид. А это еще что? Книги? Зачем вам?
— Как зачем?
— С вами просто беда. Опаздывает, таскается с какими-то книгами… Или это порники?
— Это Минц, — сказал я.
— Дайте сюда.- Она вскочила и выхватила книги у меня из рук. — Боже мой, какая глупость! Все три одинаковые… А это что такое? «История фашизма»… Вы что, фашист?
— Что вы, Вузи,- сказал я.
— Тогда зачем вам это? Вы что, будете их читать?
— Перечитывать.
— Ничего не понимаю,-сказала она обиженно.-Вы мне так понравились сначала… Мама говорит, что вы литератор, я уже перед всеми расхвасталась, как дура, а вы, оказывается, чуть ли не интель!
— Как можно, Вузи!- сказал я укоризненно.Я уже понял, что нельзя допускать, чтобы тебя принимали за интеля.- Эти книженции мне понадобились просто как литератору, вот и все.
— Книженции! — Она расхохоталась.- Книженции… Смотрите, как я умею! — Она закинула голову и выпустила из ноздрей две толстые струи дыма.
— Со второго раза получилось. Здорово верно?
— Редкостные способности, — заметил я.
— А вы не смейтесь,попробуйте сами… Меня сегодня научила одна дама в Салоне. Всю меня обслюнявила, старая корова… Будете пробовать?
— А зачем это она вас слюнявила?
— Кто?
— Корова.
— Ненормальная. А может, грустица… Как вас зовут, я забыла.
— Иван.
— Потешное имя. Вы мне потом еще напомните… Вы не тунгус?
— По-моему, нет.
— Ну-у-у… А я всем сказала,что вы тунгус. Жалко… Слушайте, а почему бы нам не выпить?
— Давайте.
— Мне сегодня нужно крепко выпить, чтобы забыть эту слюнявую корову.
Она выскочила в гостиную и вернулась с подносом. Мы выпили немного бренди, посмотрели друг на друга,не нашли,что сказать, и выпили еще немного бренди. Я чувствовал себя как-то неловко. Не знаю, в чем здесь было дело, но она мне нравилась.Что-то чудилось мне в ней,я сам не понимал, что именно; что-то отличало ее от длинноногих, гладкокожих красоток,годных только для постели. И по-моему, ей во мне тоже что-то чудилось.
— Прекрасная погода сегодня, — сказала она, отведя глаза.
— Жарко немного, — заметил я.
Она отхлебнула бренди, я тоже. Молчание затягивалось.
— Что вы больше всего любите делать? — спросила она.
— Когда как, а вы?
— Я тоже когда как. Вообще я люблю, чтобы было весело и ни о чем не надо думать.
— Я тоже,- сказал я.- По крайней мере сейчас.
Она как-то подбодрилась. А я вдруг понял, в чем дело: за весь день я сегодня не встретил ни одного по-настоящему приятного человека, и мне это просто надоело. Ничего в ней не было.
— Пойдем куда-нибудь, — сказала она.
— Можно,- сказал я. Мне никуда не хотелось идти, хотелось немного посидеть в прохладе.
— Я вижу, вам не очень-то хочется, — сказала она.
— Откровенно говоря, я предпочел бы немножко посидеть.
— А тогда сделайте, чтобы было весело.
Я подумал и рассказал про коммивояжера на верхней полке.Ей понравилось, хотя соли она,по-моему,не уловила.Я ввел поправку и рассказал про президента и старую деву. Она долго хохотала, дрыгая чудными длинными ногами. Тогда я хватил бренди и рассказал про вдову, у которой на стенке росли грибы. Она сползла на пол и чуть не опрокинула поднос. Я поднял ее под мышки, водворил в кресло и выдал свою коронную историю про пьяного межпланетника и девочку из колледжа.Тут прибежала тетя Вайна и испуганно спросила, что делается с Вузи,не щекочу ли я ее.Я налил тете Вайне бренди и, обращаясь персонально к ней, рассказал про ирландца, который пожелал быть садовником. Вузи совсем зашлась, а тетя Вайна, грустно улыбнувшись, поведала, что генерал-полковник Туур любил рассказывать эту историю, когда был в хорошем настроении, только там фигурировал, кажется, не ирландец, а негр, и претендовал он на должность не садовника, а настройщика пианино. «И вы знаете, Иван, у нас эта история кончалась как-то не так»,- добавила она,подумав.В этот момент я заметил, что в дверях стоит Лэн и смотрит на нас. Я помахал и улыбнулся ему. Он словно не заметил этого, и тогда я подмигнул ему и поманил его пальцем.
