Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки - Кир Булычев
— Я ухожу. Эта работа порой утомляет. Хочется уехать на год-два отдохнуть, подытожить сделанное.
— А что вам мешает?
— Чувство ответственности, — ответил юноша. — Я не могу бросить долину на произвол судьбы. Каждый день чреват неожиданностями. Я ментор, и мой долг находиться рядом. Никто, кроме меня, не знает в лицо каждого обитателя долины, не знает их привычек и наклонностей. Трудно быть божеством…
— Вы подвижник, — признал Павлыш.
— Да, — согласился юноша, и он был похож в этот момент на молодого, полного энтузиазма миссионера, готового пойти на плаху в еретическом государстве и гордого тем, что именно ему предоставлена такая возможность. — Но представляете себе, как прекрасен будет тот день — и я надеюсь дожить до него, — когда я смогу сказать уверенно: «Вы разумны, мои дети. Учитель вам больше не потребуется».
— Наступит ли он? — с сомнением произнес Павлыш.
* * *
Когда юноша снова растворился в воздухе, погасли экраны, отодвинулись к двери роботы и дверь опустилась сверху, беззвучно скользнув в пазах, Павлыш понял, что безумно хочет спать. Если бы он не так измотался за короткий день, то, может, подумал бы, что оказался в тюрьме. Если, скажем, миссионеру придет в голову временно изолировать незваного гостя. А впрочем, все равно. Утро вечера мудренее. Правда, когда проснешься, никакого утра не будет — только-только разгорится день, начавшийся много часов назад.
Павлыш аккуратно разложил баллоны, скафандр, припасы на полу рядом с ложем, оставил лишь нагубник. А ночью, неловко повернувшись, выпустил его изо рта, но не заметил этого — юноша, оказывается, приказал роботам повысить содержание кислорода в помещении. Павлыш спал долго, иногда проскальзывали сны, смутные, незапоминающиеся, злые. Приходилось убегать от кого-то, и бегство прерывалось желтыми мутными потоками, что-то бормотал обиженно Старший, и возвращались минуты крушения «Компаса».
Когда Павлыш проснулся, юноши все еще не было — то ли он спит дольше, то ли вызвали к начальству или на совещание, то ли сидит в своей лаборатории, думает, как избавиться от Павлыша и убрать неожиданные поправки, внесенные в продуманный эксперимент беспокойным землянином.
Зубы почистить нечем — забыл захватить пасту, — не было и воды умыться. Павлыш встал на голову, поболтал ногами, чтобы разогнать кровь в жилах, роботы от изумления придвинулись ближе, включили какие-то приборы на пульте — видно, регистрировали необычную позу, полагали ее частью эксперимента.
Позавтракал Павлыш не спеша, потому что надо было решить — то ли сразу, как придет копия юноши, уходить на корабль, нельзя же громить чужую лабораторию из-за того, что ты, Павлыш, по своим земным меркам решил судить чужую цивилизацию, то ли потянуть время, остаться еще на день, узнать побольше о жителях долины и заодно о миссионере, чтобы вернуться к спору с ним, имея в руках не только эмоции, но и факты.
Решив придерживаться второго варианта, Павлыш подошел к пульту и, дожевывая бутерброд, попытался разобраться, как включаются экраны обзора. Встревоженный робот подкатил поближе, желая сохранить приборы от чужого, но Павлыш успел нажать нужную кнопку.
Экран, глядевший в деревню, показал стихший, измельчавший дождь, воду вровень с полом хижин и безлюдье. Деревня и даль долины за ней были окутаны серым серебристым светом — поднявшееся высоко солнце пробивалось сквозь облака. Дождь кончался.
Второй экран, направленный в сторону реки, также оказался окном в серебристый день, подобный последнему дню потопа, когда бог уже устал поливать мир водой, но не собрался еще разогнать тучи. С возвращением придется подождать.
Сидеть взаперти также не входило в планы Павлыша.
Он дожевал бутерброд, выпил кофе, оделся. Оставалось лишь защелкнуть забрало шлема, и он готов покинуть скучный храм. Юноша не появлялся.
В последующие полчаса Павлыш перезарядил камеры, детально ознакомился со своей тюрьмой, пытаясь найти способ связаться с лабораторией, чтобы поторопить или разбудить юношу. Решил было нажимать все кнопки подряд, пока хозяева не прибегут остановить нахала, и лишь природная воспитанность удерживала Павлыша от этого решительного шага. Наконец, не выдержав, он занес уже ладонь над первым рядом кнопок, как движение на экране заставило ладонь замереть в воздухе.
Мерно шлепая по воде и грязи, к деревне приближались воины, которые кого-то несли. Павлыш пригляделся. Это была Речка. Старший семенил сзади, порой широко разевая пасть, видно, приказывал, подгонял. Деревня молчала, никто не вышел навстречу, не выглянул из хижин.
Рядом, на втором экране, который глядел за пределы долины, мелькнуло что-то черное.
Павлыш кинул взгляд туда. По реке, еле отличаясь от плывущих стволов, неслась длинная долбленая лодка. Люди в ней казались вертикальными черточками. Лодка приближалась. Павлыш увеличил изображение, а сам снова посмотрел на первый экран. Мать Речки метнулась к воинам, вцепилась в шерсть Старшему. Тот рванулся вперед, оскалился, присел, испугался.
Лодка приближалась. У людей в ней были копья.
Старший крикнул что-то. Воин обернулся и занес копье над женщиной.
Лодка разворачивалась, приближалась к обрыву, она шла прямо на камеру. Павлыш не был уверен, что на носу стоит Жало. Надо было подождать еще несколько минут.
Женщина упала на тропинку, забилась в воде, лужа темнела от ее крови. Воины продолжали свой неторопливый шаг. Старший догнал их. Люди из хижин подходили к лежащей женщине. Молчали.
Лодка приближалась к обрыву.
— Что случилось, Павлыш? Вы решили разрушить лабораторию? Этого еще не хватало. Я готов проклясть день…
Павлыш не мог объяснить себе, почему он выключил второй экран. Он не хотел, чтобы юноша увидел лодку. Он надеялся, что на носу ее стоит Жало — погибший при наводнении, упрямый Жало.
— Они убили женщину, — сказал Павлыш. — Посмотрите. Это тоже входит в эксперимент?
— Да, прискорбно, — произнес юноша.
Он дал еще большее увеличение, но экран показывал лишь спины, сомкнувшиеся вокруг убитой женщины. Волосатые, согнутые спины.
— Как это случилось?
— Откройте дверь, — попросил Павлыш. — Я не смог. Они волокут Речку наверх. Старший берет власть в свои руки.
— Не может быть. Успокойтесь, Павлыш. На ранних этапах развития общества власть вождя безгранична.
— Вы сами уверяли меня, что контролируете всю жизнь долины. Или Речка и в самом деле не устраивает вас как нестабильный тип?
Павлыш увидел, что дверь поднимается кверху.
— Подождите здесь, — сказал юноша. — Поверьте, я справлюсь без вас. Мы не имеем права подрывать авторитет Старшего. Он нам нужнее, чем половина деревни.
Павлыш не послушался. Он выбежал вслед за юношей в полутемный круглый зал, последовал дальше, к выходу, к серебристому дождю, шуму капель, крикам воинов, стону Речки, резким приказам Старшего. Процессия приближалась к храму.
— Остановитесь! — Голос юноши разнесся далеко по долине.
Интересно, подумал
