Юрий Никитин - Имортист

Казидуб бросил несколько слов в микрофон, и тут же первый танк, в который бросали, шевельнулся, придвинулся к баррикаде, повел огромной башней. Исполинский ствол задел борт грузовика, сдвинул, потащил, а вместе с ним и сцепленные с ним другие грузовики, наклонил, опрокинул, а из-за баррикады сыпанули, как горох, защитники, отбежали, побросав флаги и знамена.

Медведев явился в кабинет к назначенному часу, под рукой папка с документами, покосился на экраны, сказал торжественно:

– Настал для нас великий час испытаний?

Казидуб удивился:

– Для нас?

Романовский поддержал оскорбленно:

– Мы – орлы, дядя! Не сдрейфили бы наши сторонники.

– И они не сдрейфят, как вы изволили выразиться, – сказал Медведев невесело. – Нет, не отступят!.. Но нас очень мало. А те силы, призванные защищать… смогут ли? Ведь они тоже такие же в душах своих, как и те, от кого защищать обязаны. По закону обязаны, но эти законы написаны людьми. А что люди написали, то можно и переписать…

Казидуб бухнул, как бросил в тихую воду большой камень:

– Они защищают то, что написано самим Богом!

– Вот сейчас и проверим, – сказал Медведев упрямо, – как смогут защитить. А в чудеса я, простите, не верю. И в казни египетские.

Баррикаду разворотили, танки остались на месте, а мятежники начали сооружать другую на перекресток дальше от Центра. Работали быстро, ловко, умело, с энтузиазмом. Я смотрел со злостью и тоской: ну почему если ломать, то откуда и сила берется, а вот просто работать на созидание – так ни времени, ни духу не хватает?

Мы с Медведевым корректировали цифры бюджета на следующий год, экраны я не выключил, только убрал звук, на трех камеры показывают скопление праздных людей, радостных и размахивающих американскими флагами, на головном идет заседание внеочередного, экстренного заседании ООН по правам человека. Медведев наконец взмолился:

– Господин президент, да включите же наконец звук!.. Сейчас должны рассматривать вопрос России! Неймется этим гадам, опять какую-то мерзость замыслили…

– Мало нам старых…

Я коснулся пульта, в помещение ворвался сильный властный голос, гипнотизирующий напором, убежденностью:

– …ительно решить вопрос России! Мы обязаны перед всем человечеством остановить этот чудовищный процесс, что начался в России и сопровождается истреблением части населения…

Медведев фыркнул:

– Пока никого пальцем не тронули!

– Это он повторяет со дня расстрела извращенцев, – успокоил я, но Медведев почему-то не успокоился, напротив, заволновался больше, побагровел, глазами начал вращать, как филин, защищающий дупло.

– Мы снова отправимся в крестовый поход одни, – гремел оратор, я узнал Фрица Гиммлера, уполномоченного от США, – или с теми союзниками, кто поддержит нас, если снова ООН начнет свои бесчисленные проволочки…

Он говорил полных три часа, приводил цифры, цитировал документы.

Среди делегатов нарастало замешательство. Я видел по их лицам, что в душе практически каждый на нашей стороне… хотя бы частью души, однако же мы взялись чересчур круто, резко, грубо. Европа предпочитает терапию, а то и вовсе гомеопатию, а мы сразу же за хирургические инструменты… Представителю США трудно возразить, он прав, но так уж сразу бомбить Россию тоже чересчур, сперва надо пробовать другие средства. К примеру, удушающие… А пока что лучше этот вопрос вообще отложить для дальнейшего рассмотрения и уточнения…

Медведев часто сбивался, глаза то и дело косились в сторону экранов. Там такое творится, а мы преспокойно занимаемся планами на далекое будущее, в то время как нас могут смести либо штатовские войска, либо свои же ублюдки с криками: «Panem et circenses!»

– Не отвлекайтесь, – посоветовал я наконец. – Надо идти, как мы идем. Если идем правильно, мы победим…

– Как?

– Бог поможет нам, – ответил я серьезно.

– Как?

– Не знаю, он найдет способ, чтобы это не выглядело чудом.

Он спросил хмуро:

– А если все-таки нас сметут?

– Значит, дорога наша неверна.

Я всю жизнь доказывал, что смешно ссылаться на уроки истории, ну какие можно извлечь уроки, скажем, из тактических построений армии Ганнибала против римлян? Однако же сам то и дело возвращаюсь к тому героическому периоду, когда вот так же убеждением, подкрепляемым огнем и мечом, создавалась партия, что может служить примером.

Если посмотреть не глазами Ездры-пророка, а как бы со стороны, то увидим, что вавилонский плен на самом деле не выглядел таким уж пленом. Все иудеи, уведенные в плен, сохранили все-все, что у них было, там богатые остались богатыми, сохранив даже рабов и слуг, бедные – бедными, однако и бедные и богатые иудеи в Вавилоне с удивлением ощутили, что там жизнь богаче, ярче, интереснее, насыщеннее, демократичнее, общечеловечнее. Никто их не притесняет, культура на два порядка выше, так что все вскоре ощутили прелести жизни, которые не испытывали на родине.

Но вот персидский царь Кир разрешил иудеям вернуться на родину. Лишь малая часть решила вернуться, да и то понуждаемая увещеваниями, угрозами и побоями Ездры-пророка, остальные же настолько прижились, разбогатели, что на фиг из Штатов возвращаться в бедную нищую Иудею, когда здесь такая высокая культура, свобода, демократия?

Немногие вернувшиеся начали отстраивать разрушенный храм Яхве. Нет, первые просто поселились и жили, а храм начала восстанавливать вторая группа во главе с Зоровавелем, его прислали из диаспоры с деньгами и наказом отстроить храм на собранные оставшимися в Вавилоне богатыми иудеями деньги. Храм кое-как отстроили, хотя две трети денег разворовали, как и камень, предназначенный для постройки храма. Прошли годы, новый персидский царь Артаксеркс послал в Иудею уполномоченного Ездру, велев ему взять управление Иудеей в свои руки.

Ездра приехал… и почернел от горя. Оставшиеся в Иудее уже почти забыли, что они те самые подвижники, покинувшие Египет ради свободы, ради единства со своим богом. Большинство из них женились на иноплеменных бабах, культ родного бога забыт вовсе, повсюду идолы, даже родной язык забыт, только старики еще помнят, а босоногая детвора вся лопочет по-чужому. Да и поклоняются местные охотнее богам соседей и своих новых жен, богам добрым и демократичным, чем своему требовательному и довольно злому. Ездра начал было наводить порядок именем Яхве, то есть потребовал, чтобы мужья оставили иноплеменных жен, чтобы говорили между собой только на еврейском, а иноплеменных жен и даже детей – изгнать к такой-то матери…

Понятно, что за такое его побили и обозленные жены, и рассвирепевшие мужья. Побили и едва не вытолкали за врата, но Ездра не был бы евреем, если бы не прибыл из Персии с хорошо вооруженным отрядом прекрасно обученных коммандос. Мечами, пиками, казнями – убедил соблюдать договор с Яхве: браки с нееврейками признал недействительными и расторг, иноплеменных женщин изгнал из Иудеи вместе с детьми-полуевреями. Плач и стон стояли, как пишут все летописцы, по всей Иудее, и это продолжалось несколько лет. Как только не проклинали жестокосердного Ездру, но он добился своего, восстановил все законы Моисея…