Евгений Войскунский - Девичьи сны (сборник)

Сережа, конечно, знает, что я ему не отец. Не называет меня папой. Дядей Олегом – тоже. Никак не называет. Я для него – некто живущий с его мамой, и меня можно использовать как справочное бюро. Что такое Млечный Путь? Какая разница между револьвером и пистолетом? А что такое сталинские репрессии?.. Он мальчик толковый, быстро схватывающий информацию, коей переполнена нынешняя жизнь. Но я не знаю, сможем ли мы стать друзьями, когда Сережа подрастет.

Не умолкает, все более нарастает треск автоматных очередей в его комнате. С кем он там воюет?

Возвращаюсь к Тукараму – и вдруг взрывается телефон. Так уж мне показалось: не зазвонил, а будто взорвался. В трубке – плачущий Катин голос:

– Ой, Олег, беда, беда! Убили Джамиля!

– Как – убили? Кто убил?

– Ой, не знаю… – Катя всхлипывает. – Кто-то стрелял из машины… К нам позвонил помощник Ольги Викторовны… Не знаю… просто ужас…

Посыпались отбойные гудки.

Я сижу над телефоном с трубкой в руке. Надо бежать… куда бежать – к Кате в турфирму? Или к Ольге?.. Но я даже не знаю, где ее офис… где они с Джамилем живут… Мы же не общаемся… Вернее, Катя иногда с Ольгой… С того далекого марта, когда они познакомились в Испании, в La Costa, их отношения не прерывались. Почему-то Ольга расположилась к Кате – устроила на работу в турфирму, в которой прежде сама работала оператором. Не знаю, как объяснить это ее покровительство… но подозреваю, что оно замешано на прежних наших отношениях…

Боже мой, Джамиль убит! Невозможно поверить…

В школьные годы играли с ним в баскетбол, наша команда была не из слабых. Лохматый, порывистый, увлеченно говорил о протонах, электронах… о кварках… Выдержал труднейшие экзамены в МФТИ и все пять лет учебы шел хорошо. Его звали в какой-то засекреченный институт, занятый космическими разработками, «небесными делами», как говорил Джамиль. Но вместо неба он кинулся на землю… в персть земную… Одно кафе, другое, третье пали под его напором. Со своим братом Джамиль сделался владельцем целой сети кафе и ресторанов. Здорово разбогател. А Ольга… Ну что ж, она получила ту жизнь, которую я никогда не смог бы ей дать… которую она хотела… Holla, Оля! Ты тоже не сидела сложа руки – пустила часть Джамилевых миллионов в туристический бизнес, стала полновластной хозяйкой крупной компании…

Сыплются отбойные гудки. Я кладу трубку на рычаг.

Некуда бежать.

В семь в последних известиях передали: «Сегодня совершено покушение на бизнесмена Джамиля Джафарова. Он вышел из подъезда своего дома, когда из проезжавшего мимо автомобиля был открыт огонь. Телохранитель, бросившийся к Джафарову, подхватил его тело. Бизнесмен скончался у него на руках. По словам охранника, стреляли из автоматического оружия из окна синих “жигулей-девятки”. План “Перехват” пока не дал результата…»

Ну, как всегда.

А в девятичасовом выпуске новостей снова повторили про убийство Джамиля и добавили, что машина, из которой стреляли, найдена – убийцы бросили ее в Кузьминках, на улице Юных Ленинцев. И еще сказали, что в качестве главной версии преступления рассматривается экономическое соперничество.

Катя приехала домой поздно: весь вечер просидела у Ольги. Там, в квартире Джафаровых, собралось немало народу – сослуживцы, родственники, друзья.

– Ой, ты знаешь его брата – Адиля? – спросила Катя, когда я в передней стягивал с ее ног сапоги.

– Знаю, – сказал я. – Он иногда приезжал из Баку. Мы еще в школе учились, а Адиль уже был знаменитым борцом.

– Ой, такой толстый, усатый. Голос пронзительный – как у Жириновского. Кричит, что найдет убийц. Из-под земли достанет.

– Он достанет, – говорю. – Мой руки, пойдем чай пить.

– Я напилась, не хочу. Сережа, ну как ты? – крикнула Катя в комнату сына, откуда доносились спорящие голоса, перемежаемые стрельбой.

– Нормально! – откликнулся тот меж двумя выстрелами.

– Уроки сделал?

– Сделал, сделал.

В Сережином голосе отчетливо слышалось: не мешай занятому человеку.

Я пил на кухне чай с хрустящими хлебцами. Катя вышла из ванной в красном махровом халатике, села напротив меня. Того детского наивного выражения, которое когда-то, на Costa del Sol, привлекло мое внимание, давно уже не было на Катином лице. Ее лицо, с высоко поднятыми черными тонкими бровями, с приоткрытым маленьким ртом, теперь выражало озабоченность, а сейчас еще и усталость и, я бы сказал, насыщенность неприятностями жизни. Мне захотелось погладить Катю по голове, приласкать, сказать ей ободряющие слова. Но я просто поставил перед ней чашку:

– Может, попьешь?

– Ладно, налей. – Катя потянулась к хлебцам. – Знаешь, что сказала Ольга Викторовна? Утром Джамиль ей говорит, что видел страшный сон. Будто они прощаются на берегу океана, и он, Джамиль, садится в лодку, берется за весла и уплывает. Ольга кричит ему: «Когда ты вернешься?» А он отвечает: «Никогда». Подумай, какое жуткое совпадение.

– Да, совпадение, – сказал я. – Совпадение во времени двух причинно не связанных событий, имеющих одинаковый смысл, кажется сверхъестественным. Юнг называл это синхроничностью.

– Кто называл?

– Карл Юнг. Я тебе о нем рассказывал.

– А, это тот ученый, к которому влетел в окно жук?

– Да, тот самый.

Уж не помню, в связи с чем я рассказал однажды Кате эту известную историю из области психоанализа. К Карлу Юнгу обратилась за помощью тяжело больная женщина. Она уже потеряла надежду на излечение – и вот, прослышав о Юнге, приехала к нему на прием. И пустилась подробно рассказывать о болезни. Как раз она излагала Юнгу свой сон о том, как ей подарили золотого скарабея, и тут послышался легкий стук в окно. Юнг отворил окно, и в комнату влетел жук – местная разновидность того скарабея, которого в Древнем Египте считали священным. Женщина была настолько поражена этим совпадением, что быстро пошла на поправку. Возможно, уверовала, что жизненный ресурс еще не исчерпан.

Однако странный сон Джамиля зацепил меня. С чего это приснилось ему, что он садится в лодку и уплывает в океан? Когда я вижу во сне, как мы налегаем на весла и гоним шлюпку по синей воде, чтобы загарпунить кита, то это можно понять. Я с детства, самого раннего, мечтал уйти в океан. Наверное, в меня впечатаны морские гены (если таковые существуют). Но Джамилю, абсолютно сухопутному человеку, – ему-то почему показывают морской сон?

Мы с Катей пили на кухне чай с хрустящими хлебцами. Из-за стены доносились угрожающие крики и выстрелы – то одиночные, то длинными очередями. За окном истекал тусклым фонарным светом долгий февральский вечер.

Спустя два дня в ритуальном зале Троекуровского кладбища проходила панихида. Мы с Катей приехали за полчаса до ее начала, но уже было много народу. В медленно текущей очереди мы приблизились к гробу и положили красные розы на длинных стеблях. По грудь в цветах лежал Джамиль в костюме-тройке, в белой сорочке с черным галстуком. Странно, но я не сразу его узнал. Давно ведь не видел. Он был седой, с сильно поредевшими над лбом волосами. На его лице – широком, с синеватым оттенком, с мешочками под закрытыми глазами – я прочел выражение недовольства. Он будто кричал безмолвно: «Да вы что? С ума посходили?» Катя быстро перекрестила его.