Вадим Собко - Звёздные крылья

От последних слов мороз прошел по коже Дорна.

Вдруг неожиданно привели в кабинет инженера Кервуда. Увидя американца, Крайнев оторопел.

— Да здесь, оказывается, знакомых больше, чем мы думали, — воскликнул он. — Как вы сюда попали, мистер Кервуд?

— Меня взяли в плен, — не моргнув глазом, соврал американец. — Надеюсь с вашей помощью быстрее попасть домой. Прошу вас немедленно отправить меня в Москву. В наше посольство.

— В Москву мы вас, конечно, отправим, — засмеялся Крайнев, прекрасно понимая, каким образом и именно в такой момент очутился здесь Кервуд. — Но на сей раз, очевидно, не в посольство.

— Что вы этим хотите сказать? — возмутился инженер.

— Ничего, просто тут запахло жареным, и вы, не теряя времени, прилетели сюда. Быть может, Людвиг фон Дорн поможет нам в этом разобраться?

Дорн отлично понимал, что все его планы рухнули и рассчитывать на американские деньги более чем наивно. Поэтому ответил с готовностью:

— Помогу, конечно, помогу!

— Вот видите, — продолжал Крайнев, — так потихоньку, не спеша, мы и разузнаем, кто и для чего вас посылает, Генри Кервуд. Кстати, у вас есть документы?

— У меня их отобрали, — мрачно ответил Кервуд.

— Вот они, товарищ Крайнев! — заместитель Короля протягивал паспорт Кервуда.

— Вот видите, теперь вы швед, — еще веселее заметил Крайнев. — Все и выяснилось. В какое же посольство прикажете вас послать?

Кервуд не ответил. Будущее не сулило ему ничего, кроме больших неприятностей. Плохо же ему придется, если узнают, с какой целью послал его в Германию Старк. А узнать могут, ох, могут!

— Я думаю, нам следует тут все хорошенько осмотреть, — предложил Крайнев.

— Я охотно покажу вам лабораторию, — с напускным спокойствием сказал Дорн.

Они пошли по длинным коридорам. Крайнев прямо спросил Дорна, как далеко зашли немцы в технике реактивного самолетостроения.

— Кое-чего достигли, — ответил немец, — но люди на наших самолетах в воздух еще не поднимались. Мы уделяли основное внимание самолетам-снарядам. Фюрер считал, что реактивными самолетами мы успеем заняться и после победы. Нам нужно было оружие, которое может дать эффект сегодня, а не в будущем. Однако, параллельно мы поставили опыты и конструировали реактивные самолеты. В этих шкафах лежат чертежи. Они теперь ваши. Ознакомьтесь с ними… если сможете…

Король вдруг насторожился:

— Как вы думаете, товарищ Крайнев, что могут означать его последние слова?

— Ничего особенного, — вместо Крайнева ответил Дорн. — Я глубоко убежден, что никому из вас живым отсюда не выйти. Слишком далеко вы оторвались от своих войск. Не позже чем завтра вы будете уничтожены.

— Какой наглец! — воскликнул Король. — Завтра нас уничтожат! Да ведь он не имеет никакого представления о том, что творится на фронте!

— А может быть, тут все заминировано? — спросил Орленко.

— Проверить не грех, — ответил Король, — хотя рассчитывать на это трудно. Ведь он даже представления не имел, где мы сейчас. А для того, чтобы такое сооружение заминировать, нужен не один час, даже не один день.

— Мы будем ночевать здесь? — спросил Дорн.

— Кто будет, а кто и не будет, — ответил Король. — Для военнопленных приготавливают подвал.

— Очень хорошо, — ответил Дорн и взглянул на маленькую посудину, стоявшую на окне. До сих пор он всеми силами заставлял себя не смотреть на нее, но сейчас не выдержал.

Только одна Ганна, неотрывно наблюдавшая за Дорном, заметила его взгляд. К удивлению всех, она быстро подошла к окну и взяла в руки сосуд. Сизоватый порошок пересыпался в нем и был так знаком по внешнему виду, что Ганна сразу вспомнила Яринку и работу в химической лаборатории.

— Зачем вам это? — сдавленным голосом спросил Дорн.

— Содержимое этого сосуда напомнило мне одно вещество, из которого мы изготовляем горючее для своих реактивных самолетов. Это милое вещество взрывается от солнечных лучей. Я думаю, что это оно и есть.

Дорн в бешенстве бросился к Ганне, но Король одним ударом опрокинул его на пол.

— Вот мы и получили разгадку, — сказал Крайнев. — Как хорошо, Ганна, что ты поехала вместе с нами.

— Значит, никому здесь ночевать нельзя, — сказал Король. — Неизвестно ведь, а вдруг где-нибудь еще одна такая посудинка стоит. Как вы думаете, это мог быть большой взрыв?

— Если это то вещество, о котором я говорила, то от всего здания остались бы одни кирпичи, — ответила Ганна. — Эта штука когда-то убила Яринку. А там было всего несколько крупинок.

— Выведите его, — приказал Король.

Дорна вывели. Через несколько минут все покинули большую лабораторию, где каждую секунду могли подстерегать неожиданности.

А на другое утро, когда взошло солнце и осветило комнаты, взрыва можно было уже не бояться. Крайнев принялся за работу. Вместе с Мариной он читал чертежи, которые удалось достать из сейфов — ключи от всего этого хозяйства лежали в карманах Дорна.

Крайнев, Марина и Матяш работали долго и сосредоточенно. И когда были разобраны все чертежи, Крайнев подвел итог.

— Смотрите, друзья, они шли по нашим следам. Отсюда сходство и в работе химиков, которые добывали горючее для реактивных двигателей. Эта работа едва не стоила нам жизни. Но главное не в этом. Вы видите, что нам у них нечему учиться. Я об этом думал уже тогда, когда они меня заставляли здесь работать, а сегодня убедился окончательно. Вся хваленая немецкая техника отстала от нашей на целое десятилетие. Дорн, наверное, думает, что нам в руки попало несметное богатство, а это богатство давно уже покоится в наших архивах.

Вечером на большом аэродроме, у восточной стены, где много лет назад Юрий Крайнев похоронил пилота Волоха, состоялась торжественная церемония. Уже и следа не осталось от знака, оставленного на асфальте, но сам асфальт в этом месте потрескался и выгнулся.

Танки выстроились перед незаметной могилой. Танкисты стояли возле своих машин. На месте, где был похоронен Волох, водрузили небольшой, красный обелиск с пятиконечной звездой. Много таких маленьких обелисков осталось в Европе, в местах, где сражалась Красная Армия.

С непокрытой головой подошел Крайнев к обелиску. Танкисты сняли шлемы. Зимнее холодное солнце уже опускалось за горизонт. Заснеженные деревья в лесу вокруг аэродрома и серые бетонные стены были залиты нежным розовым светом.

— Я поклялся тогда, дружище, — глухо сказал Крайнев, — поклялся, что вернусь и поставлю тебе памятник. Я сдержал свою клятву.

Голос его осекся. Горло сдавило от волнения. Солнечный свет потускнел, из розового стал кроваво-красным.