Георгий Гуревич - Приглашение в зенит (авторский сборник)

Вот олух! Кто же это выбирает такой нехарактерный запах в весенней Москве? Все равно что по запаху бензина шофера искать в гараже.

Хожу, хожу по улочке от забора к забору. Сиренью пахнет повсюду, но едва ли от веточки в руках девушки.

Как быть? Присаживаюсь на лавочку подумать. Вот тут и должно сказаться мое человечье превосходство. Собака лишена такой возможности — она ничего не придумает, потеряв след.

Возвращаюсь к калитке своего дома, где впервые увидел ту девушку. Сиренью еще пахнет — улавливаю. Теперь мне нужно понять букет, какие запахи сочетаются с сиренью?

Анилиновый запах крема для туфель. Подойдет!

Запах мокрых волос. Свежий запах здорового, чисто вымытого тела. Видимо, купалась моя девушка. Недаром показалась такой чистенькой, беленькой с первого взгляда. Очень слабый запах хлора. Возможно, в плавательном бассейне была. Как будто все правильно: сирень, анилин, мокрые волосы, хлор встречаются вместе — неразрывный букет.

Иду неторопливо, наклоняясь через каждые двадцать шагов. Волосы и хлор ведут меня за угол мимо кустов сирени, переводят через улицу наискось в промтоварный магазин. Ну конечно, девушка не могла же пройти мимо магазина! Но внутри ее нет, не задержалась, не нашла ничего привлекательного А вот и лепесточки сирени у прилавка — тут она постояла, вискозой любовалась. Ничего не взяла, но пропиталась запахом магазина: пыльным сукном, потной одеждой.

Магазин + хлор + мокрые волосы + анилин + сирень…

Пять примет ведут меня в соседний переулок. Прохожу домик прошлого века с кариатидами и современный из стеклобетона, далее стандартные пятиэтажные корпуса без лифта.

Стоп! Запахи исчезли. Девушка вошла в ворота.

Ищу их в проходном дворе. Кажется, в это парадное. Лестница, возмутительно пропахшая кошками. Мой новый нос нервозно относится к кошачьему запаху, выделяет его где надо и где не надо. Вот эта дверь как будто пахнет сиренью. Позвонить, что ли?

Ну конечно, открывает та самая девушка, олицетворение чистоты. На волосах косыночка, прядки над ушами еще мокрые, в руках сирень, не успела поставить в вазу. Что бы ей сказать, почему я звонил?

— Простите, Ивановы здесь живут? (Не придумал фамилию пооригинальнее.)

— Я Иванова. (Вот так совпадение!)

— Наташа Иванова нужна мне. (Тоже не слишком оригинально. В моем поколении половина девушек — Наташи, вторая половина — Марины.)

— Я Наташа Иванова.

Судьба!

— Нет, вы не та Наташа, — говорю. — Вы гораздо симпатичнее.

После этой удачной слежки я храбро направился к моему майору и предложил использовать в деле мои новые способности.

— Хорошо, — сказал он. — Подберу дело попроще.

В течение следующего месяца мой нос наполняли преимущественно два запаха: водки и крови.

Дела “попроще” были на редкость однообразны. Все они сводились к двум вариантам.

Вариант первый: дело было вечером, делать было нечего. Вышел Вася на улицу, встретил Вову. Чем заняться? Выпить, что же еще? Пошли в магазин, у входа познакомились с Витей (Виталькой или Валеркой), сложились по рублю, раздавили одну на троих. Показалось мало: вывернули карманы, посчитали мелочь, бутылки сдали, раздавили еще одну на троих, показалось мало. Набрали на третью. Тут Вася окосел, свалился в канаву и заснул, а Вова с Витей (Виталькой, Валеркой) завели задушевный разговор о взаимном уважении. И что‑то там было не так, пустая бутылка под рукой, Витя размахнулся…

— Гражданин начальник, поверьте, не помню ничего. Затмение нашло. Полный провал, невменяемое состояние. Не помню, что бил, не помню, что убежал. А может, и не я вовсе, может, это приятель его стукнул, а на меня сваливает.

Вариант второй: дело было вечером, делать было нечего. Вышел Вася на улицу, встретил Вову. Что делать? Выпить, конечно Пошли в магазин, там у дверей познакомились с Витей (Виталькой, Валеркой), сложились, раздавили одну на троих, показалось мало. Сложились еще раз — мало. Карманы вывернули — нет ничего. “Ребята, — сказал тогда Валерка (или Витя), — да что же мы, не мужчины, что ли? На бутылку раздобыть не можем. Аида в соседний переулок… Гражданочка, позвольте вашу сумочку тихо, без шума… Ах, ты еще вопить вздумала? Бутылка в руке, голову сама подставила, дуреха…”

— Гражданин начальник, поверьте, не помню ничего, честное слово! Затмение нашло, сплошной туман. Невменяемое состояние, у меня бывает такое. А вы уверены, что это я ударил? Может, другой кто из этих типчиков? Алкоголики, пропащий народ. Шныряют перед магазином, ищут, с кем бы раздавить на троих…

Вариант первый, вариант второй, вариант первый, вариант второй. И так целый месяц — весь июнь.

Я уже подумывал, чтобы прекратить опыты с моим двенадцатым обонятельным Я, исподволь подыскивал объекты для тринадцатого.

Но вот однажды майор сказал мне как бы мимоходом:

— Какие планы у тебя на лето? Попутешествовать не хочется?

Я сказал, что вообще люблю путешествовать, в особенности пешком, с рюкзаком за плечами.

— А как насчет самолета?

— Самолет нравится меньше. Это что‑то вроде заоблачного метро. Вошел на остановке, вышел на следующей, по дороге смотреть не на что.

— Жаль, жаль! А я как раз хотел предложить тебе самолет. Пароходом плыть долго, больше недели, и с визами возня.

— Визы? За границу, что ли?

— Догадливый ты стал до невозможности. Речь о Канаде, о Всемирной выставке. Незадача у них там — исчезли картины, хорошие полотна, наши в том числе, из Эрмитажа привезенные. Что‑то сами они не сумели разобраться. Вот я и предложил нашему генералу послать тебя. Если ты, конечно, согласишься на самолет… для экономии времени. Обратно можешь плыть, если очень захочется.

Как в воду глядел майор. Угадал на мою голову.

ГЛАВА 3

Не так давно, еще в дни моего детства, путешествие за океан действительно было большим путешествием: надо было ехать и ехать по разным странам, пересекая границы, опутанные колючей проволокой; плыть и плыть по шумному океану, страдая от морской болезни, ждать и ждать дни и часы, когда наконец встанут из‑за горизонта голубоватые силуэты строений другого мира.

А ныне граница находится под Москвой, на Шереметьевском аэродроме. Подъезжаешь туда на автобусе меньше чем за час от центра, заполняешь декларацию о том, что не везешь с собой ничего недозволенного: ни золота, ни драгоценностей, ни водки, ни закуски. А затем парни в зеленых фуражках выпускают тебя из Советского Союза.

Емкое чрево “Ту-114” поглощает меня. В чреве кресла в белых чехлах, по шести в ряд. На мое счастье, мне достается крайнее — у круглого иллюминатора. Зажигается надпись: “Просьба не курить. Пристегнуться ремнями”. Моторы начинают реветь… и ревут десять часов подряд.