Артем Абрамов - Место покоя Моего

У Петра никогда не возникал вопрос об этичности его работы. Она была не просто этична, но необходима, ибо, исправляя прошлое, она сохраняла будущее. Поэтому он и ответил, не думая, с ходу, как всегда умел:

– Человек из моей службы встретил в Галили тебя - плотника. Женатого. Родившего детей...

– На ком я был женат? - перебил Иешуа.

– Не знаю, - отмахнулся Петр, - на женщине. На молодой и красивой, на ком же еще...

– Ну и пусть бы так и оставалось.

– Иешуа, я же говорил тебе: есть события в Истории, которые влияют на ее течение тысячелетиями. Распятый Иисус - одно из таких событий. Оно, если хочешь, - краеугольный камень в истории развития человечества, ибо вот с этих самых дней, в которых мы с тобой едим, пьем, ходим, беседуем, с них началось то, что сформировало большую часть человечества, структурировало ее. Единая вера создала стереотип развития сознания, быта, поведения, а христианская Церковь, как институт, объединила миллионы людей, так сказать, технологически. Но - на основе твоей Веры.

– Ты все время говоришь: Церковь, Церковь... Ты это о чем?

– Я это об организации единоверцев. Об организационной структуре.

– О религии?

– Нет, об организованном и структурированном по вертикали сообществе, где. в основу положена религия. В начальном варианте - христианство.

– А что, есть и последующие варианты?

– Христианство постепенно стало не единым. Появились разные ветви. Конфессии. Римско-католическая, греческая, ортодоксальная или православная, протестантская, армяно-григорианская, англиканская, коптская... Я, пожалуй, все не вспомню... И это только те, что хотя бы официально признают друг за другом право на существование. А существуют и так называемые секты, которые не признаются теми ветвями, что я назвал, но чаще всего не подвергаются гонениям со стороны гражданских властей. Баптисты, адвентисты, пятидесятники, мормоны... И все эти секты исповедуют христианскую веру.

– А в чем их разница?

– Вероятно, есть какая-то. Не влезал глубоко, не приходилось, да и желания не возникало. В подходе к трактовке тех или иных догматов веры. В традициях богослужения. В языке богослужения. Но основа - одна: Тора или Ветхий Завет и Новый Завет, куда вошли тексты четырех Евангелий, и то, что бьмо после тебя: описание жизни и деяний твоих апостолов и их послания к верующим. Да, еще есть одна странная книга - Откровение Йоханана Богослова, или Апокалипсис.

– Нашего Йоханана?.

– Так считается.

– Значит, у него два текста в Новом, как ты сказал. Завете?

– Вообще-то пять. Евангелие, Откровение и три послания. Если, конечно, это все он. Я сзади не стоял и не подсматривал.

– Ну, это время еще не пришло, - серьезно сказал Иешуа. - Может, и придется постоять и рукой его поводить. Чтоб правду писала... Но почему наша Вера так множественно раздробилась? В чем причина?

– Она всегда одна, - жестко усмехнулся Петр. - Точнее, две: деньги и власть.

– Я предупреждал учеников об опасности сребролюбия и властолюбия...

– Они-то слышали. Но что можно поделать с человеческой природой? Власть, построенная на вере, много сильнее власти, построенной на знаниях. А где власть, там и деньги, куда ж без них... Огорчу тебя, бессребреника. Многие столетия не будет организации богаче Церкви. Она станет владеть душами людей, и власть ее мощно обопрется на страх, живущий в душе каждого смертного.

– Страх чего?

– Страх наказания.

– Что ты имеешь в виду?

– Я все имею в виду. И смерть виновного, когда приговор выносит Церковь. Только ей не понадобится прокуратор и солдаты, она не убоится пролития крови... И отлучение от Церкви, что в определенные времена было хуже смерти. Это как у ессеев: отлученный практически - смертник. Это и конфискация имущества - денег, земли, жилья - в пользу Церкви... Долго перечислять. Бери любое наказание, какое вспомнишь, - не ошибешься: оно было или есть в арсенале Церкви. И ведь что самое гнусное - все делается именем Бога и твоим именем, Иешуа. Правда, в последние пару сотен лет с наказаниями стало полегче. Гражданские законы оказались наконец куда сильнее церковных...

– Значит, Церковь умирает?

– Да упаси Господи! Ни в коем случае! Она просто все время видоизменяется, пристраивается к реальности, ищет свою нишу и обязательно находит. Воспользуюсь опять твоим предсказанием: многие маленькие неправды научились ловко притворяться Большой Верой. Они уже почти ничего общего не имеют даже с теми конфессиями, которые я перечислил, как официально узаконенные. Они живут только ради денег и власти над людьми. Но прикрытие то же - имя Бога и имя Сына Его.

– Мое?

– Твое, Иешуа, как ни жаль мне тебя огорчать.

– И ради всей той неприглядной правды - а я не имею права не верить тебе! - ради этого хаоса, для которого и Страшный Суд. покажется доброй молитвой, вы решили исправить прошлое? Вы посчитали, что ошибка - здесь, в моем времени? Вы правильно все посчитали, Кифа? Вы не ошиблись? Может, ошибка - в вас самих?

Может, она случилась через сто лет после моего вчерашнего распятия? Или через двести? Через тысячу?

– Ошибка была именно здесь, в нашем с тобой времени, - устало и безнадежно сказал Петр. - Ты должен был стать Машиа-хом, а не многодетным плотником. Я исправил ошибку. А то, что было после - через сто лет, через двести, через тысячу, - это не ошибка. Это закономерность. "Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои". Имя ошибки, Иешуа, - человек. Всегда - человек. Его природа, данная ему Богом. Вот тебе и парадокс...

– Но там же, в книге Когелет, есть слова; "Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо оно или худо". Почему никто не боится суда Божьего?

– Это просто, Иешуа. Когда слишком долго пугаешь ребенка наказанием, но не совершаешь его, ребенок перестает его бояться. И даже больше: он перестает бояться того, кто пугает. Человек - та еще скотина Божья: брось в грязь его он и там жить станет, брось в боль его - он и к боли привыкнет. Если нет молнии из тучи, значит, можно под тучей существовать. К страху привыкают, как к увечью. А если все увечные?.. В мире слепых зрячий - урод. И еще: ты же обещал проповедь о десяти заповедях, о том, что они созданы, чтобы их нарушать...

– Господи... - Иешуа посмотрел на еще звездное, но уже начавшее бледнеть небо, словно видел там Того, к Кому обратился, - может, ты был прав, когда раскаялся, "что создал человека на земле"?

– Может, и прав был... - согласился Петр и поднялся с травы. - Пойдем, Иешуа, пора. Светает. Нам надо уйти отсюда и переждать один день и одну ночь. Да и поесть не мешает: в животе урчит - больно слушать.