Харлан Эллисон - Все звуки страха (сборник)

И вот что Ясноглазый увидел…

В самом сердце того места, где ему пришлось так долго прожить, он спал, ощущая вокруг себя еле заметное изменение токов воздуха. Куда менее различимое, чем жужжание автоматики, от которого слегка вибрировали стены, — но и не столь тонкое, как смена пространственной ориентации. Скорее похоже на некий мягкий «сдвиг» частичек всего-всего вокруг Ясноглазого. На краткое мгновение все-все как бы вышло из ритма — до странности невнятно и неопределенно — и Ясноглазый тут же проснулся. Происходило нечто, предустановленное расой Ясноглазого тысячелетия тому назад. При этом странному самовозбуждению тех самых частичек следовало произойти лишь по завершении неких событий.

Происшедший «сдвиг» пробрал ознобом все существо Ясноглазого и заставил его насторожиться. Хотел бы он умереть раньше, чем это наступит! Но вот — теперь это на самом деле случилось — и Ясноглазый ждал следующей фазы.

Она не заставила себя долго ждать. Вновь видение.

Воздух вокруг Ясноглазого сделался совсем мутным, напоминая облако сгущающихся ртутных паров. И вот из этой странной туманности выкристаллизовался облик последнего из Хранителей. (Был это некий внешний образ — или сама реальность — или какое-то мозговое явление? Этого Ясноглазый толком не знал, ибо не был специально подготовленным адептом, а оказался лишь последним из своего рода — и многое из того, что знала и умела его раса, так и осталось для него загадкой.)

Хранитель же был адептом пятой ступени и, разумеется, последним из посвященных в расе Ясноглазого. Носил он пурпурно-синие одеяния — цвета и различия какого-то могущественного Дома, которые Ясноглазый распознать не сумел. Заметил только, что мантия гостя несколько укорочена по отношению к тогдашним — безмерно давним — канонам. Поднятый клобук Хранителя открывал суровое, полное мрачной скорби лицо. Чувства, разумеется, не были выражены столь откровенно, ибо все Хранители лишь исполняли свои обязанности, но Ясноглазый почему-то не сомневался, что как раз этот адепт голосовал против решения уйти. И все же именно ему выпало передать Ясноглазому наставления.

Непривычно для их расы обутый, Хранитель молча стоял в нежно-расплесканной голубизне и снежно-белой воздушности спальни Ясноглазого. Дав Ясноглазому время окончательно пробудиться ото сна, Хранитель заговорил:

— Того, что ты перед собой видишь, нет уже множество столетий. И я последний из нашей расы — не считая, разумеется, тебя. Передо мной поставили задачу и дали этот «сдвиг» моего существа. Мне предписано передать тебе, что именно от тебя потребуется. Итак, если соответствующие знамения заставят мой «сдвиг» предстать перед тобой — молю, чтобы этого никогда не случилось, — то ты должен идти в город тех, с шерстью на голове — тех, что пришли вслед за нами — тех, что унаследовали Землю — в город людей. Ты должен идти в их город, набрав мешок черепов нашей расы. Что с ними делать, ты узнаешь в свое время.

Помни, Ясноглазый, — мы уходим добровольно. Хотя кое-кто из нас — и я в том числе — не столь добровольно, как остальные. Как большинство. И все же именно такое решение представляется единственно верным. Те, что придут за нами, — Люди — получат свой шанс под звездами. Другого подарка к их дню рождения мы предложить не можем. Любой другой дар и для них, и для нас смысла не имеет. Они должны попытаться использовать предоставленный шанс поэтому мы и ушли туда, где теперь обитаешь ты. Но к тому времени, как я тебе явлюсь если это вообще случится — никого из нас уже не останется. Таков единственный путь — грустный, но неизбежный. И ты, последний из нас, проделаешь остаток пути. А теперь я кое-что тебе покажу, Хранитель поднес руки к лицу — и они, словно обретая прозрачность, засияли внутренним светом. Зримой энергией. Лицо Хранителя буквально пылало пламенем, пока он вызывал нужное Ясноглазому видение.

Наконец оно возникло из ярко-багровых силовых линий прямо в воздухе рядом с Хранителем. Видение ужаса и разрушения. Всесокрушающее пламя порождение человеческих рук — пламя немыслимого адского могущества. Словно гигантский паук, грозный в своей ужасающей силе, дьявольский огонь разрушения стирал и размывал видение… Когда оно наконец исчезло, Ясноглазый упал навзничь, до глубины души потрясенный увиденным.

— Если то, что я показал, когда-нибудь произойдет, перед тобой предстанет «сдвиг» моего существа. И если однажды ты услышишь меня, как слышишь сейчас, то иди в город с мешком черепов нашей расы. И ни в чем не сомневайся. Ибо если я явлюсь тебе, это будет значить, что все было зря — и те из нас, кто был менее чист в своих побуждениях, окажутся правы.

Мерцающее вещество — нечто, как бы врастающее само в себя, колеблющийся и словно трепещущий воздух — трепет, что сопровождал перемену, — и вдруг Хранитель исчез. Ясноглазый встал и взял из склепа черепа. А потом…

Ступни без пальцев. Мягкие ступни, поросшие мехом. Шаги звучали тихо, меховые подошвы мягко ступали по холодным чернильно-черным коридорам. Того места, что стало обиталищем Ясноглазого еще раньше, чем время сделалось чем-то более или менее реальным. Он шел сквозь тьму — прочь.

Ночная тьма была знакома Ясноглазому. Но и день был ему известен…

Истекающие кровью птицы давно улетели. Ясноглазый двигался сутки напролет — все дальше и дальше. Пришлось ему миновать край содрогавшихся гор, что подбрасывали громадные плиты и швыряли их прочь — будто эпилептики, трясущиеся и рвущие на себе одежды. Горы дрожали, раскалываясь и грохоча, — казалось, сама земля взбесилась от страшных мелодий разрушения, которых она не писала.

Попалась Ясноглазому и равнина мертвой травы засохшей, заваленной бесчисленными грудами дохлых насекомых, что сбились в кучи в месте своего последнего пристанища. Равнина мертвой травы походила теперь на выцветший гобелен с нанесенными на него крапинками груд дохлых насекомых и въедливым кисло-сладким запахом муравьиной кислоты, что висел в воздухе этой безветренной и безмолвной пустыни подобно выдоху безумного гиганта. И еще как будто еле слышные звуки рыданий..?

Наконец Ясноглазый добрался до города.

Томас туда не пошел. Извилистые струйки дыма, неустанно карабкавшиеся в черное небо. Страшный треск ломающегося железа. Грохот рушащейся на пустынные улицы каменной кладки. И смрад склепа. Нет, Томас туда не пошел.

Но Ясноглазый должен был идти. Туда — в эпицентр всемирной катастрофы. Туда, откуда все и пошло.

Повсюду валялись трупы, упирая молочно-белые глаза в то будущее, что никогда не придет. И каждый мертвец беззвучно вопрошал: за что? Ясноглазый брел, ощущая внутри себя нарастающую пульсацию хаоса. Вот. Вот к чему все пришло.