Ольга Чигиринская - Мятежный дом

– А он вас?

– Он меня – сколько угодно.

Нуарэ заметил их, спустился с табурета и направился к Ройе. Дик смотрел и пытался понять, искренна его широкая улыбка и раскрывающиеся на ходу объятия, или нет.

– Макс, мальчик мой! – мужчины обнялись, и Дик понял, что эти объятия – дань вежливости, а не эмоциям. – Я ждал тебя здесь, уже и заседание должно было начаться… Ну да здесь ничто не делается вовремя, оно и к лучшему, – Нуарэ разомкнул объятия, но оставил правую руку на плече Ройе.

– Так стало быть, именно вы удостоены высокой чести представлять здесь нашу сиятельную госпожу? – Детонатор поклонился так низко, что Нуарэ пришлось убрать руку с его плеча.

– Да, – сказал он, когда собеседник выпрямился. – К моему глубочайшему сожалению. Ах, Максим, Максим, что ты делаешь! Зачем эта поза? Неужели все нельзя было решить в семейном кругу, почему ты начал трясти нашим бельем перед тайсёгунским представителем?

– Потому что в семейном кругу, то есть в суде клана, дело сочли недостойным разбирательства, учитель. И именно вы приложили довольно много усилий к тому, чтобы его утопить.

– Максим, – Нуарэ поднял руку, словно бы для того, чтобы опять коснуться плеча Детонатора, но тот как бы невзначай отступил, и Нуарэ просто сделал неопределенный жест. – Я всегда защищал тебя. И утопил твою глупость исключительно по одной причине – чтобы ты не позорился перед всем белым светом. Но ты не воспользовался данным шансом. И вот теперь, когда в моем присутствии говорят, что Ройе предал свой круг, свой клан – мне совершенно нечего ответить.

– А почему вы не отвечаете, что Ройе старается спасти клан от голодной смерти?

– Потому что это смешно, Макс.

– Это нисколько не смешно, учитель. Мы дырявим озоновый слой в пять раз интенсивней, чем в прошлые годы. В Море Пустоты вымирает планктон, гибнут растения, а значит – уходят китовые и рыба. За ними уходят снежные тролли – раньше времени, до того, как успеет встать лед. Мы уверенными шагами движемся к краю пропасти. Звездолеты универсального взлета-посадки предназначены в первую очередь для безатмосферных планет, сеу Нуарэ, для экстраординарных случаев. То, как наш клан обращается со своими ресурсами – беда нашего клана. Но планета – общий ресурс. Корабельную обшивку нельзя есть.

– Я видел твой доклад, – Нуарэ поморщился. – Незачем цитировать его тут страницами. Катастрофа, по твоим оценкам, будет самое меньшее через тридцать пять лет. Нас здесь не будет через двадцать пять. Когда-то у Рива не было каменной гири, привязанной к ногам – и мы неплохо себя чувствовали. Наконец-то тайсёгун решил вернуться к традициям предков.

– Тайсёгун в отчаянии, и я его понимаю, – всё так же спокойно сказал Ройе. – Но я не понимаю вас и нашу сиятельную госпожу. На континенте живет около семисот тысяч душ, считая гемов. Из них эвакуировать на Инару – допустим, что план тайсёгуна реален – мы сможем не больше двухсот тысяч. Остальные?

– Это же планетники, – пожал плечами Нуарэ. – Впрочем, ты уже мало чем от них отличаешься – и внешне, и по образу мысли. Когда ты в последний раз ступал на борт корабля? Я имею в виду корабль, а не эти корыта, которые плавают по воде.

– Эти корыта доставляют пищу и одежду, – Ройе не изменился в голосе, но нехорошо звучало теперь его спокойствие. – Если не вам, то людям из вашего ближайшего окружения, обслуге, без которой ваше существование невозможно. Никто из нас не может жить изолированной жизнью, хоть бы и хотел. Как сказал древний поэт – никто не остров, но каждый – часть континента.

– Макс, я желаю тебе только добра, – Нуарэ печально покачал головой. – Кстати, я недавно видел Селию. Она просила передать, что как бы ты себя ни вел, для нее ты всегда останешься мужем, а для Эльмо – отцом.

– Благодарю, – спокойствие Ройе было все страшнее и страшнее. – Но мне жаль, что Селия до сих пор пребывает в иллюзиях относительно наших… отношений, простите за тавтологию. Ей давно следовало бы найти кого-нибудь достойней меня на должность своего мужа и отца для Эльмо.

– Мне горько это слышать, – Нуарэ почти прошептал это, а Дик готов был поклясться, что в его глазах блеснули слезы. – Кстати о детях, что это за мальчик?

– Сын одного старого приятеля, военный сирота. Как видите, пристроил его в отряд – у паренька совершенно никого не осталось.

– Какую похвальную заботу ты проявляешь, когда речь идет о чужих детях.

– Я уверен, что люди, связанные со мной узами долга, сделают то же для Эльмо, если я умру.

– Не сомневайся, малыш. Отдавать долги чести – черта, которая отличает благородных людей от всяких планетников и прочей швали.

– Это черта порядочных людей, – возразил Ройе, – независимо от происхождения и образа жизни.

Тут раздался мелодичный свист – сантор-терминал на руке Ройе сказал голосом давешней чиновницы:

– Господин Ройе, слушание вашего дела вот-вот начнется, поторопитесь в зал.

Дик незаметно вздохнул. Сигнал прозвучал очень вовремя – он уже не мог понять, от кого из двух собеседников его сейчас начнет трясти.

– Мира, – войдя в зал, Ройе чуть подтолкнул Дика к женщине. – Найди мальчику место в зрительских рядах.

Дик последовал за ней главным образом потому, что предпочел сейчас находиться на некотором расстоянии от Ройе и Нуарэ. Нехорошее от них исходило напряжение.

Мира устроила его на галерейке, и соседи сразу приметили и форму, и то, что он пришел с Детонатором.

– Эй, боя, – какой-то длинноносый дядька потормошил его за плечо. – А правда, что Детонатор сегодня потребует исполнительный лист?

– Понятия не имею, – признался Дик. Признание было дважды честным: что такое исполнительный лист, юноше тоже было неизвестно.

– Темнишь, а?

– Отцепись, – сказал длинноносому кто-то, кого Дик не разглядел. – Если с самого начала все знать, какой интерес?

Длинноносый отстал. Процесс начался. Точнее, как понял Дик, начался самый конец процесса.

Зал имел форму полукруга: вдоль «диаметра» располагались места для судьи и… видимо, заседателей, а зрительские трибуны размещались концентрическими полукружьями и занимали чуть ли не все пространство: два круга, в которых помещались кресла для истца и ответчика, примыкали к месту судьи чуть ли не вплотную, а зрители первых рядов дышали Ройе в затылок.

Судья и Детонатор без конца ссылались на какие-то «записи предыдущих заседаний», секретарь открывал нужные страницы, судья кивал и продолжал задавать Детонатору какие-то вопросы. Нуарэ в кресле ответчика откровенно скучал. Кажется, итог был всем понятен – интересовал публику лишь вопрос об исполнительном листе. Поскольку Дик не знал, что это такое, за ходом процесса он следил очень рассеянно и думал о своем.