Владимир Михайлов - Люди Приземелья (сборник)

Он снова умолк. Потом сказал:

– Ну что же – это и в самом деле справедливо. Нельзя обрекать людей на что-то, не испробовав предварительно этого самому, тут я с вами согласен. Ну что вам сказать, давайте встретимся еще раз. Сейчас же? Жаль, конечно… Нет, я имею в виду прогулку: давно уже мне не приходилось бродить так по лесу. Что? – Он засмеялся, но в глазах его была грусть. – Ну, это не те леса. Ладно, что-нибудь мы с вами придумаем. Прилетайте – хотя бы на полигон рамаков, там есть такой маленький домик для приезжающих – вот-вот, там я и обосновался. А я вылетаю сейчас же.

Он опустил руку с коробочкой и еще с минуту постоял, вслушиваясь в частый стук дятла.

– Счастье не бывает продолжительным, – изрек он наконец. – Но ничего не поделаешь, юнец прав.

Он снова поднял коробочку, из одного угла ее вытянул антенну, больше похожую на обыкновенную булавку. Затем повернул назад и вскоре вышел к тому месту, где суетились муравьи.

– Надеюсь, – пробормотал он, – мы не помешаем им.

Он остановился и поднял коробочку над головой. Через несколько минут послышалось негромкое жужжание, кургузая машина повисла над поляной. Человек отошел в сторону, подальше от муравейника; машина послушно следовала за ним. Он остановился. Тогда машина мягко приземлилась.

– Да, – сказал человек. – Ты, конечно, помогаешь экономить время. Но все же пешком куда приятнее!

Он провел ладонью по дверце, прежде чем открыть ее. Затем уселся в кресло. Повернул несколько переключателей на пульте и закрыл глаза.

– Волгин, Волгин, – негромко проговорил он. – Не знаю, как с рамаками, но с тобой вряд ли мы договоримся, корифей. Интересно, насколько ты изменился за это время и в какую сторону. Все же то, что ты встретил Лену, говорит в твою пользу. Это я видел собственными глазами, это неоспоримый факт, именно такой, какие так уважают наши друзья рамаки. Но ни о чем другом я судить пока не могу.

Он открыл глаза вовремя – под ним уже были кусты и редкие строения полигона.

11

Волгин осторожно затворил за собой дверь, уселся в кресло, оперся на стол локтями и несколько секунд сидел не двигаясь, неотрывно глядя на Лену и бессознательно улыбаясь. Наконец и она, так же внимательно глядевшая на него, улыбнулась в ответ; тогда он внезапно стал серьезным, даже мрачным: он вспомнил, что визит его был не просто дружеским визитом.

– Ну как тебя устроили? – спросил он. – Хорошо? Если что-нибудь не так, только скажи.

– А ты здесь что – наместник Бога?

– Да вроде этого, – усмехнулся он, и почувствовал, что усмешка получилась неуместной – выходило, что он хвастался, а Волгин не хотел этого. – В общем, институт разрабатывает мою идею. Но обо мне – в другой раз, я, как видишь, в порядке, у меня все благополучно.

– Да, – сказала она. – Ты благополучен.

– Хватит обо мне. Давай лучше о тебе и… – он кивнул головой – о нем.

Она положила руку на живот.

– О нем – пока рано, тебе не кажется? Да и зачем?

– Что значит – зачем! Естественно же! А что касается того, что рано, то тут, понимаешь ли, все зависит от точки зрения.

– Не совсем понимаю, – сказала Елена. – Слушай, Волгин… Я ведь помню тебя и знаю, что такие предисловия – не к добру. Может быть, ты скажешь, в чем дело?

– Ну, конечно, скажу, – ответил он после недолгого колебания. – Дело в счастье, только и всего.

– В счастье… – медленно проговорила она. – В чьем?

– В твоем, в его…

– О моем, я думаю, не стоит. А у него все впереди.

– Вот-вот. Но «все впереди» – не значит «неизбежно впереди». Жизнь, как ты знаешь, выкидывает разное. И, может быть, надо уже заблаговременно подумать о том, чтобы это самое счастье для нового человека было гарантировано.

– Ты все еще говоришь загадками и самыми общими местами. Конечно, каждый человек мечтает о счастье. Только – что каждый из нас понимает под этим словом?

– Ну, вот взять тебя, – сказал Волгин и тряхнул волосами, словно отбрасывая что-то, мешавшее ему. – Взять тебя. Мы одни, мы давние друзья, можем говорить откровенно. Ты не была счастлива, я-то уж это знаю.

Ее веки дрогнули, когда она подтвердила:

– Не была.

– Хотя, – неожиданно для самого себя торопливо произнес Волгин, – хотя в свое время я, кажется, делал все…

– Если ты об этом, – прервала Елена, – то не надо.

– Да нет, не об этом… это нечаянно сказалось, прости. Но ты несчастлива была прежде всего потому, что всю жизнь хотела того, чего не могла. Так?

– Так, – тихо ответила она. – Но к чему…

– Подожди… Я не зря, поверь. Ты принадлежала Дальней разведке, правда? Вспомни, сколько раз мы стартовали вместе!

– Не так-то уж много…

– Пять раз, совершенно точно.

– Шесть, – сказала она. – Считая старт с Земли – шесть.

– Пусть шесть. Помнишь, с какой радостью, подъемом, как это еще называется, с каким восторгом ты это делала?

– Забыть нельзя. Если бы даже хотела…

– И как ты не смогла выдержать до конца ни одного поиска – тоже помнишь, конечно. Как отвратительно чувствовала себя, как не могла думать ни о чем другом, только о Земле, как мечтала о возвращении туда… И ведь ты не боялась, я растоптал бы каждого, кто заподозрил бы тебя в трусости, в слабодушии, но у нас таких не было: мы быстро научились отличать трусость от чего-то другого, и все мы знали, чего ты стоишь. Но с этим справиться ты не могла…

– Бывали дни, когда я просто переставала чувствовать себя человеком, – призналась Елена, опустив голову.

– Мы видели, что с тобой творится неладное. И посоветовали тебе взять длительный отпуск, пожить на Земле.

– Я часто думаю: не было ли это ошибкой? Этот самый первый отпуск.

– Сейчас легко судить себя. Но тогда даже со стороны было видно, каково тебе. Ты улетела на Землю, а мы двинулись дальше…

– Я еще не успела долететь до Земли, – сказала Елена, – как поняла, что не надо было уходить. Меня тянуло назад не меньше, чем из Дальней тянуло на Землю. Я высидела на планете полгода – через силу, стиснув зубы, честное слово. А потом вернулась.

– Да. И повторилось то же самое. Прошло не помню сколько месяцев – и тебе пришлось лететь на Землю опять.

Елена промолчала.

– Для любого другого этого хватило бы: обратный путь в Дальнюю разведку оказался бы для него закрыт. Но никто из нас не хотел расставаться с тобой. Мы ведь все переживали то же самое, только, видимо, не так сильно…

– Или вы сами оказались сильнее…

Волгин и сам думал так, но не хотел говорить этого вслух.

– Может быть, не знаю… Вероятно, да. Но мы старались сделать так, чтобы ты привыкла, чтобы избавилась от этой страшной тоски по Земле, которую, быть может, можно назвать и страхом перед бесконечностью пространства, перед множеством миров…