Ник Перумов - Череп в небесах

– Не за что прощать, Иоахим, – я взглянул ему прямо в глаза. – «Танненберг» таки высадился. Туча уничтожена. Новый Крым – во всяком случае, на время – в относительной безопасности. Теперь мой черёд. Но сначала…

– Само собой, мы займём столицу, – кивнул Валленштейн. – Генеральный штаб уже одобрил эту операцию. Ну а тебе… – он хлопнул меня по плечу, – сверлить дырку для ордена, так?

– Давайте погодим с орденами, – я покосился на суетившихся вокруг Гилви врачей.

– Надо снять комбинезон… – донеслось оттуда.

Гилви словно пружиной подбросило.

– Что? Снять броню? Никогда!

– Dame унтерштурмфюрер, но вы можете быть…

– Со мной всё в порядке, – рявкнула Гилви, с усилием выпрямляясь. – Просто голова закружилась. Перенапряглась, но уже всё прошло.

Доктор с сомнением покачал головой.

– Я вынужден настаивать на всестороннем осмотре, госпожа Паттерс, я…

– Я… в… полном… порядке, – медленно, словно умственно отсталому, повторила Гилви прямо в лицо врачу. Встала, резко оттолкнув того в сторону. – Руслан! И вы, господин генерал-майор, – на вашем месте я бы не мешкала с Новым Севастополем. С Дарианой Дарк сможем разобраться по дороге.

…Передовой отряд «Танненберга» безо всяких помех добрался до периметра. Пропускник являл собой жуткое зрелище – всюду: на дороге, возле бетонных баррикад, даже во рву – лежали растерзанные тела. Броня, похоже, никому не помогла. Стальная дверь в бункер была проплавлена в нескольких местах и широко распахнута. Возле амбразур валялись расстрелянные твари, но их было немного. Живых – никого. А вот многие трупы людей оказались заражены, подобно тому, что мы видели на Иволге. Пришлось задержаться и соорудить погребальный костёр.

Валленштейн велел тщательно собрать все опознавательные чипы и жетоны.

Растолкав в стороны бетонные блоки, колонна втянулась в город.

Лучше бы я никогда этого не видел.

Новый Севастополь, казалось, сошёл с одного из полотен великого Иеронима Босха. Повсюду – кровь и тела, тела и кровь, оторванные руки, ноги, головы, рядом – дочиста обглоданные скелеты; и лишь изредка попадалась пристреленная тварь Тучи. Здесь она почти не встретила сопротивления.

Валленштейн пустил впереди бронетранспортёр взвода пропаганды, который сейчас и вещал из всех громкоговорителей:

– Жители Нового Севастополя, в город вступают имперские части. Мы уничтожаем атаковавших вас бестий. Не оказывайте нам сопротивления, достаточно пролитой крови, никто больше не должен пострадать…

И верно – до самого центра города в нас не прозвучало ни одного выстрела.

Мало-помалу из окон и дверей осторожно высовывались случайно уцелевшие, провожая нас полубезумными взглядами.

Формально Новый Севастополь вновь принадлежал Империи.

Мы уничтожили всех биоморфов в ближайших окрестностях. Ни я, ни Гилви больше никого не чувствовали, за исключением Дарианы, пребывавшей связанной и под надёжной охраной в арестантском транспортёре.

Какое-то время у нас заняло наведение элементарного порядка в городе, оживление информационных сетей, взятие под контроль энергостанций и систем жизнеобеспечения; и лишь потом я, Гилви и Валленштейн вошли в камеру, где держали Дариану.

Знаменитая террористка застыла на узкой лежанке, привязанная широкими ремнями, устремив глаза в низкий стальной потолок. Она сильно изменилась со времени нашей последней встречи. Глаза запали, щёки ввалились, лицо сделалось землисто-серым; бледные, бескровные губы и почерневшие зубы довершали картину. Казалось, что Дариана очень тяжело, если не смертельно, больна.

Что я испытал? Торжество? Злорадство? Нет, одну лишь пустоту и боль. Она была подобна мне. Мы носили в крови один и тот же яд. Мы могли бы стать щитом человечества, а сделались непримиримыми врагами.

– Дариана Дарк, – негромко произнёс Валленштейн, глядя ей прямо в лицо.

Она не пошевелилась, не удостоила нас даже взглядом.

– Не станет говорить, – безжизненно произнесла Гилви. – Господин генерал, вам лучше оставить нас. Мы с Русланом разберёмся.

Валленштейн дёрнулся было, словно желая что-то сказать, но осёкся, коротко дёрнул головой и молча полез прочь из автозака.

Броневая дверь скрипнула. Гилви повернула запор.

– Ты хочешь проделать с ней тот же номер, что и со мной? – обратилась она ко мне, правда, избегая смотреть мне в глаза.

– Именно, – кивнул я.

– Едва ли получится. Биоморф в ней очень, очень силён. Держи меня крепче, Рус!

Слияние у нас получилось почти сразу, легко и естественно. И вдвоём мы ударили по биоморфу в Дариане, ломая её сопротивление, её последние и отчаянные попытки приказать нам, заставить нас повиноваться – подобно тому, что она проделала со мной не так давно, когда захватила в плен весь мой отряд.

Но теперь нас было двое. И мы не просто оказались вдвое сильнее. Нет, Гилви уверенно вела меня, едва ли не играючи сметая с пути воздвигаемые Дарианой заслоны.

Сперва у Дарк расширились глаза, потом она захрипела, задёргалась в путах, выгибаясь, словно в эпилептическом припадке. Я чувствовал захлестнувшее её отчаяние, чёрное и беспросветное, ощущал и желание перестать жить, умереть прямо сейчас, однако сквозь это пробился холодный голос Гилви:

– Ты нам всё скажешь, бестия.

– Ты… ты… – Дарк приподняла голову, из уголка рта по подбородку стекала слюна. – Ты… почему… с ними…

– Потому что я люблю его. Достаточно? – прежним голосом объявила Гилви. – Что ещё хочешь спросить, Дариана?

– Ты… ты перешла порог, ты теперь…

– Знаю. Но это было неизбежно.

– О чём ты, какой порог? – не понял я.

– Потом, – отмахнулась Гилви, – не мешай.

– Т-ты… могла бы…

– Кто меня создал, Дариана? – спокойно спросила Гилви. – Ответь мне, и, быть может, я пощажу тебя.

Дарк хрипло засмеялась, однако смех тотчас сменился захлёбывающимся кашлем.

– Пощадишь меня… пощади себя, моя верная разведчица…

– Обо мне не беспокойся, – спокойно парировала Гилви. – О себе я позабочусь сама. А вот ты – ничего не хочешь сказать сама?

– Нет, – криво ухмыльнулась Дарк.

– Тогда мы возьмём твою память, – беззлобно и даже как-то беззаботно произнесла моя напарница.

– Никогда! Вы не сможете…

– А ты сейчас всё увидишь, – по-прежнему безмятежно посулила Гилви. – Давай, Рус! Она сейчас сломается.

Крепко прижимаясь друг к другу, мы шагнули к Дариане, и она вновь забилась, задёргалась, на губах у неё пузырилась пена.

…Когда лопнула последняя преграда, мне показалось, что я обрушиваюсь в чёрную исполинскую бездну. Мимо со свистом проносились гладкие стены, а дна всё не было, лишь нарастал ужас перед последним ударом. Дариана вскрикнула подбитой птицей и замерла, уставившись на нас замершим взглядом.