Александр Мирер - Обсидиановый нож

— Шейчаш шкончаемша в штрашных муках. Друг — то не ешт…

— Слишком вкусно для отравы, — сказал гурман Володя.

— Оптимишт, — выдавил Колька и заторопился к Рафаилу.

Джаванару он уверенно назвал адрес: «Рафаил», но сам был недоволен собой, и не уверен в себе, и к тому же испугался крыс. Эти гнусные твари, ненавистные ему с детдомовских времен, бросились на объедки и плодовую кожуру, стоило лишь встать с травы. Джаванар спокойно ушел в аллею, а Володька запыхтел от прилива мыслей, прижал очки к глазам и уже скосился поверх правой оглобли.

— Ты мне теорий не выдавай! — предупредил Колька. — Теоретики!

Володька закрыл рот.

Тут Джаванар вышел из аллеи с леопардом у левой ноги. Леопард смотрел на Кольку и Володю янтарными глазами и облизывался, а Джаванар помахивал рукой: идите сюда, идите… Затем охотник скрылся в аллее, зверь аккуратно повернул за ним и пошел на тонких ножках, нагло задрав голову. Парни двинулись следом, на приличном расстоянии.

Володька внезапно сообщил:

— Знаешь, это гепард.

— Ну и пес с ним.

— Коля, почему ты хамишь?

Молчание.

— Перестань, пожалуйста. Между прочим, гепарды приручаются лучше, чем остальные дикие кошки…

— Прекрасно, прекрасно. Сейчас мы увидим еще одну дикую кошку, воспитательницу быстрорастущих кроликов.

— Мне казалось, что она тебе понравилась.

— А тебе?

— Мне она тоже понравилась.

— Вот именно, — сказал Колька. — Не люблю, когда непонятное кажется слишком хорошим.

Володя наставил на него доброе, толстощекое и толстогубое лицо.

— Послушай, Николай. Я понимаю твое состояние. Ты, с твоей нетерпеливостью и действенностью, должен страдать от вынужденной пассивности.

— Четко анализируешь…

— Благодарю. Пассивное ожидание не для тебя, сам знаешь. Но я думаю, что придется ждать еще.

— Волга впадает в Каспийское море… Ладно. Рычать не буду, я не гепард. Я сомневаюсь, Вова… — говорил Колька, тщательно замечая дорогу. — Больно мы легко распрощались с теорией СП, здесь не Земля все — таки, как хочешь — не Земля…

Володя отвечал философски:

— Следовательно, ты ставишь под сомнение все биологические науки и кибернетику заодно. Боюсь, что для таких смелых допущений мы не располагаем фактами.

Он был, наверное, прав. «В любом пространстве, на любой планете, природа хоть чем — нибудь отличалась бы от земной», — в сотый раз напомнил себе Колька.

Он невесело осклабился.

— То — то и оно — не располагаем… Там, где недостает фактов, действует интуиция, а злость — лучший стимулятор интуиции ученого и воина.

— Демагог. Кажется, мы пришли.

…Рафаил лежал на прежнем месте и улыбался. От шеи до пяток он был упакован в чехол из живых веточек с листьями, так что на свободе оставалась голова, ступня левой ноги и правая рука. Он улыбался, собрав лицо в складки.

— Улыбается, — сказал Колька. — Здорово, командор!

Володя сразу подошел, присел и — деловым тоном:

— Рафаил, как ты себя чувствуешь?

Бледное лицо зашевелило губами.

— Право, не знаю. Запеленали меня. Больше сплю, — улыбка была бледная и равнодушная. — Где мы, ребята?

— Но как ты, как ты? Перелом болит, грудь болит? — спросил Володя.

— Не болит. Негры тут… ну, да — вы знаете. Нарисовали, что через два дня встану.

Володя ужаснулся.

— Что ты, что ты, с таким переломом! Коля, это недоразумение, правда? Что ты, Рафаил!

— А, перелом! Я думал, вывих, — равнодушно прошептал Рафаил. — Они долго…

Замолчал.

— Рафа, что — долго? — мягко спросил Колька.

— Ну, да… смотрели, гнули. — Он прикрыл глаза. Было видно, что собирается с мыслями. — Перелом, говоришь? Ты уверен? Карпов, а ты?

— Еще как уверен…

«Наркозное опьянение», — определил Колька. Рафаил хмурился, соображал с видимым трудом.

— Карпов, — приказал он. — Осмотри йогу. Смелее, ветки раздвигаются легко. Что видишь?

Колька робкой рукой нащупал горячую голень. Она — правая ведь? Нет, не она… Почему не вздута, где отек? Пальцы натолкнулись на грубый, свежий шрам, а под ним, прямо под кожей, на твердой полосе берцовой кости прощупывалось характерное утолщение. Костная мозоль на месте перелома — муфта, как говорят хирурги. Колька прямо затрясся. Такого не бывает, понимаете? Такую муфту при таком переломе надо наращивать три месяца, в лучшем случае! О Господи, он сам, сам эту кость ставил на место неполные сутки тому назад… Сжав зубы, косясь на Рафаила почти безумными — он это чувствовал — глазами, Колька осторожно покачал ногу. Она была целая. Будто не ломалась.

— Как новая, — с идиотической бодростью сказал он. — Полная консолидация.

Володя, пунцовый от волнения, отталкивал его — рвался посмотреть. Колька машинально поправил веточки.

— Не помню, — шептал больной. — Помню, что Земля, нулевое время. Сколько времени прошло? Амнезия, противно…

— Двадцать один час, — растерянно доложил Володя.

Рафаил прошептал: «двадцать… один…» и вскинул вдруг пронзительные, прозрачные глаза:

— Карпов! Лжете, говори правду!

Подавшись к нему всем телом, Колька убеждал:

— Раф, мы сами не понимаем, святая правда. — сегодня двенадцатое ноября, вчера мы стартовали, понимаешь?

Командир перевел глаза на Володю:

— Бурмистров, правда?

— Честное слова!

— Что же они, волшебники?

Володя поднял плечи.

— Кто они такие? Они н — не н — носят одежды.

— Не знаем, Раф. Пока не идентифицировали. Но как они с тобой объяснялись? — волновался Бурмистров.

— Рисовали, — уже шептал командир. — П — стите… Пр — ос — тите, р — ребята… Я п — посплю…

Володя зашептал:

— Как его сразу… Николай, что же будет? Уверен ли ты в отношении его ноги?

— Говорю — уверен!

Колька был ошеломлен, все как бы сдвинулось в его голове. Слишком много чудес за одни — неполные — сутки! Сейчас уже феномен с квантовыми часами и невытекающей энергией, мучивший его, как дурной сон, казался совершенно неважным. Как на рентгеновском снимке он видел эту спасительную муфту, и она заслонила все остальное. Может быть, в этом было его личное: он действительно валялся три месяца, наращивая такую костную мозоль после такого же перелома. Нет, розовые в корзинках — не шаманство, нет… Бритый и охотница и остальные двое — не шаманы. И пусть их власть над Рафаиловой плотью только подтверждает их земную сущность, пусть Бурмистров говорит, что лишь земные врачи могут врачевать землян — ему все равно. Рафаил теперь транспортабелен. Сейчас же, сию минуту он пойдет и подготовит баросферу к старту. Здесь недалеко, за сорок минут обернется.