Игорь Бирюзов - Акция
— Что же нам прогнозировать варианты своего поведения на десять-пятнадцать лет вперед? Впервые предложена реальная программа действий и ее тут же, с ходу, отвергают. Занимаемся только говорильней. Дождемся, что когда-нибудь нас возьмут всех и прихлопнут, а мы ничего сделать не успеем. Фонд денежный даже ни разу не использовали!? Все чего-то ждем.
Шум в комнате общежития достиг апогея и некоторых, особо активных спорщиков, приходилось утихомиривать. Но словесные баталии, потлев некоторое время, опять вспыхивали ярким пламенем.
Я не ожидал, что разработанная мной концепция политической борьбы вызовет такой ожесточенный и непримиримый спор. Похоже, кружок последнее время стоял на перепутье, исчерпав предыдущие методы своей деятельности и не найдя новые, он находился в кризисном состоянии, и моя идея явилась катализатором к выплескиванию давно готовых вырваться наружу страстей.
В итоге мою концепцию отвергли и, честно говоря, я, как любой автор, наверное, обиделся бы, несмотря на призывы противников идеи достойно, по-числянски, принять поражение, но у меня в запасе имелась вторая задумка, интереснее первой.
Я поднял руку. Большинство студентов, еще не успев отойти от спора, замолчало, устремив свой взор на меня. Их взгляд красноречиво говорил, что ничего замечательного от меня они не ждут. Подождав, пока два последних спорщика перестанут накидываться друг на друга, как петухи, я произнес короткую фразу:
— У меня есть вторая идея.
Это заявление стало откровением для собравшихся. Они некоторое время размышляли: доспорить ли по старому вопросу или обсудить новую проблему? У самых нетерпеливых заиграло природное любопытство, и они буквально требовали кинуть им на растерзание мое новое детище. Наконец, стихли последние возгласы.
— Я могу высказать свою идею только штабу.
В руководящий штаб входило пять человек и большинство числян — студентов бурно отреагировало на мое предложение. Раздавались выкрики «это недемократично», «изгнать его из членов нашего кружка», кто-то протяжно свистнул. Собственно, другой реакции я и не ждал.
Собрание закончилось грандиозным скандалом.
17-я позволила мне проводить ее, но вела себя холодно и никакие мои попытки растопить лед не удались. Меня посетило несколько мыслей по поводу последнего заседания кружка. Демократичность собраний и невмешательство властей в деятельность студентов притупило их бдительность. Они духовно раскрепостились в кружке и даже малейшие тайны и недомолвки казались подозрительными и взятыми из несовершенного, реального мира. С одной стороны это было неплохо, но…
Во мне всю жизнь сидел ген осторожности, который вытравился, похоже, только за несколько месяцев до акции. К тому же, то что я хотел предложить штабу выходило за рамки теоретических споров и ни в какое сравнение не шло с моей первой идеей. Одно дело — теория, рассуждения, а другое — конкретные действия, между прочим, наказуемые в уголовном порядке и, видимо, к высшей мере.
Но разве ж можно все это объяснить существу женского пола, не желающему смотреть правде в глаза.
На прощание 17-я сказала, что я ей нравился, но после такого моего поступка между нами все кончено.
Грустный и подавленный я шел домой. Сильный ветер приносил издалека неприятные запахи. Погода, в последнее время, окончательно испортилась. Ненастный дождь оттеснялся в сторону сильной жарой, на смену которой прилетал ураган, сметающий все то, что было слабо закреплено или некачественно построено. Сильная стужа вдруг сменялась глубокой оттепелью с набуханием почек. Времена года стали причудливо вплетаться друг в друга, заставляя числян решать одну синоптическую загадку за другой. От всего этого веяло нестабильностью и неуверенностью в будущем.
Мои мысли перескакивали с одного фрагмента собрания на другой, но общей картины не получалось. Кусочки не склеивались. По большому счету я, пожалуй, был доволен, что не высказал свою рискованную идею. Ну ее в…
Ругательства не украшают интеллигентного числянина даже в мыслях и даже в подавленном состоянии. Следующей мыслью явился приказ об уничтожении блока памяти словесного фразеологизма. Весь путь до дома у меня прошел в страшной борьбе самого с собой. А в такой борьбе победителей, как известно, не бывает. Проигрывают оба. Один — в настоящем, другой — в будущем.
Я рухнул на кровать, но заснуть оказалось не так просто. Ведь нетрудно было понять тех, кого я обидел недоверием. Приходит непонятно откуда наглец и требует удалиться старых кружковцев. Как тут не возмутиться?! А с другой стороны, зная мою идею, решился бы кто-нибудь из них в открытую ее высказать? Думаю, нет.
Сон, погрузивший меня в небытие, прекратил мучительные переживания.
Утром я проснулся бодрым и решительным. Хватит заниматься всякой ерундой. Необходимо серьезно включиться в работу над своими математическими проблемами. Три дня я работал, практически не вылезая из библиотеки цифратория. Служащие ее в шутку предложили мне пост ночного сторожа, но я шутливый тон, честно говоря, всегда понимал с большим трудом и просто отмалчивался на любые попытки поддеть меня.
На четвертый день, во время эксперимента с математической моделью, ко мне неожиданно подошел один из руководителей студенческого кружка:
— Я по поручению штаба. Мы проголосовали и тремя голосами против двух решили выслушать твою вторую идею. Приходи вечером. — После этих слов он удалился.
Я даже сплюнул от досады. Только восстановил душевное равновесие и вот на тебе. Что же делать? Большого желания идти в общежитие у меня не было. Три дня после собрания как-то успокоили, умиротворили меня, растворив по частицам весь революционный запал. А отступать неудобно. Затеял сыр-бор, а сам — в кусты?! Я попытался образумить себя реальным взглядом на жизнь, ведь при таком сильном карательном аппарате государства наш кружок раздавят на самом начальном этапе акции. Странно, что еще не взялись за кружок?! Размышлял я таким образом, но ведь прекрасно знал, что моя внутренняя совесть, подстегиваемая верностью данному слову, погонит меня в мрачное, одним своим видом внушающее казенный страх, общежитие цифратория.
* * *4-й открепил бумаги, аккуратно подшитые в папку, перевернул их и с последнего листа начал изучать дело номер восемьсот сорок пять.
Министру финансов
от начальника
главного аптечного управления
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА
Количество проданных эмбрионариев за последний месяц резко увеличилось. Новых поступлений со складов нет, и, по плану, не предвидится. Поступают жалобы от числян. Каковы мои действия в данной ситуации?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});