Станислав Гагарин - Три лица Януса

- Ну что вы, гауптман, - запротестовал Махт, - мы не успели и рюмки выпить!

Он хотел познакомить Баденхуба с фон Шлиденом, но Вернер сказал, что с майором они знакомы, и командир батальона утвердительно кивнул головой.

Майор Махт рассказывал:

-...Конечно, сначала она возмущалась: "Как вы можете так?! Да у меня муж на фронте! Я честная женщина!" Ну, думаю про себя, все вы честные... Моя тоже так говорила до тех пор, пока я не поймал ее с тыловой крысой. Да... Скрутил ей руку, ну и... Прав был Ницше, когда говорил: "Идешь к женщине, не забудь с собой плеть..."

- Да, Ницше был великим человеком, - сменил тему разговора Генрих Махт. - Он первым заложил основы новой религии, религии настоящих людей, которые поставят мир на колени! За здоровье фюрера!

Обер-лейтенант поставил рюмку на стол и тихо сказал:

- А русские у границ Восточной Пруссии...

- Временные трудности, дорогой Фридрих. Новое оружие изменит положение. И потом, мне не нравится твой пессимизм, - заметил Махт.

- Давайте выпьем за победу, - предложил Вернер.

Он всегда старался показать, что тяготится умными разговорами, и сам таковых никогда не затевал. Гауптман уже прослыл в гарнизоне хорошим парнем, у него всегда водились деньги для угощения приятелей, все считали Вернера добрым немцем, умеющим крепко выпить с друзьями и быть на своем месте в любой компании... С обер-лейтенантом Фридрихом фон Герлахом гауптман познакомился еще в Берлине на одной из вечеринок. Вернер оказался с Фридрихом рядом за столом, потом они вместе курили, выйдя в прихожую, угощали друг друга сигаретами, договорились встретиться еще раз. Но следующая встреча произошла уже в Кенигсберге.

Вернера заинтересовал этот человек. Обер-лейтенант, не стесняясь присутствующих, ронял такие замечания, что Вернеру часто становилось не по себе. В данном случае он мог не опасаться провокации, эту возможность гауптман уже проверил, но его кредо - держаться подальше от политики исключало всякую ответную реакцию, и, фон Шлиден попросту отмалчивался или переводил разговор на другое.

И тем не менее Герлах тянулся к Вернеру, старался бывать с ним вместе, и Вернер стал всерьез присматриваться к своему новому приятелю. По крайней мере, он представлял для гауптмана фон Шлидена интерес уже возможностью психологического анализа настроений среди критически мыслящей верхушки германской элиты.

- Великий Ницше говорил, что нет более ядовитой отравы, чем учение о равенстве, - продолжал философствовать комендант форта. - Проповедуя справедливость и учение о равенстве, человечество на самом деле стремится к гибели справедливости. Равное равным, неравное неравным - вот что говорит истинная справедливость, а отсюда следует, что низкое нельзя сравнивать с высоким. И действительно... Что может быть общего между мной и каким-то поляком или русским? Я не говорю уж о паршивых евреях. Белокурая бестия - и только он должен владычествовать над миром.

- А ты рыжий, Генрих, и плешивый, - сказал майор Баденхуб.

Это были его первые слова за весь вечер.

Махт хотел было обидеться, но потом счел за лучшее обратить все в шутку:

- Возраст, милый Отто, возраст. Двадцать лет назад я был совсем не такой.

- А я не знал, Генрих, что вы специалист в области философии, - сказал фон Шлиден. "Рыжая свинья", - подумал он о Махте.

- Меня выгнали с третьего курса философского факультета. Я учился в Гейдельберге и проломил голову пивной кружкой одному чересчур умному еврейчику. Тогда это считалось преступлением.

- Вас, гауптман! - буркнул майор Баденхуб и глазами показал Вернеру на банкетный стол, за которым сидели эсэсовцы.

Фон Шлиден повернулся и увидел пристально смотревшего на него оберштурмбанфюрера Вильгельма Хорста. Хорст заметил, что Вернер увидел его, и сделал знак рукой, приглашая к столу.

- Извините, друзья, - сказал Вернер, - я покину вас на минутку.

Когда он подошел к Вильгельму Хорсту, все сидевшие за столом офицеры замолчали и выжидающе посмотрели на оберштурмбанфюрера, возглавлявшего, судя по всему, эту компанию.

- Представляю вам гауптмана Вернера фон Шлидена, господа, - сказал Вильгельм Хорст. - Мой хороший знакомый и отличный офицер, хотя и не служит в СС.

Один из эсэсовцев громко заржал:

- Выпейте с нами, гауптман, за то, чтоб и вы когда-нибудь вступили в наше братство.

- Долг каждого из нас - выполнять волю фюрера.

-...Неплохой парень этот Шлиден, - сказал майор Махт, когда Вернер отошел от стола. - Ты давно его знаешь, Фридрих?

- Я познакомился с ним в Берлине, - ответил фон Герлах. - До этого Вернер долгое время жил в Бразилии. Его отец был советником нашего посольства. Вернер окончил-технический колледж в Штатах, потом отец умер на чужбине, и Шлиден вернулся домой.

- Он, по-видимому, с юга, твой щедрый -приятель, - сказал Махт. Такие темноволосые немцы водятся на границе с Италией. Откуда у него деньги? Получил большое наследство?

- Ты угадал наполовину, Генрих. Вернер происходит из старинного, но давно растерявшего свои поместья дворянского рода в Баварии. Словом, его предки бродили по ту и по эту сторону Альп... А мать его, кажется, и вовсе итальянка. А что касается денег... Я не из тех, Отто, кто считает деньги в чужом кармане. Вернер - способный инженер. До того как прийти в вермахт, он работал у Крупна. По-моему, на ответственной работе, связанной с поставками из Швеции.

- Тогда понятно, - сказал Махт. - На такой работе надо быть полным кретином, чтобы не набить себе как следует карман.

Когда Вернер вернулся к столу, Генрих Махт продолжал разглагольствовать.

- Что является основным стремлением жизни? - говорил он. - Воля к власти. Сильная или слабая воля - это прежде всего характеризует человека. Вся история человечества представляет собой отношение сильных к слабым и наоборот. И именно мы, представители арийской расы, люди сильные и властные, способны руководить другими. Только в нас воплощается разум и искусство господствующих рас. Помните у Ницше: "Орда белокурых, хищных животных, раса завоевателей и господ..." или "Цель истории - в существовании избранных", "Рабство составляет одно из существенно необходимых условий культуры, и эта истина, конечно, не оставляет места для каких-нибудь сомнений".

- Недурно для недоучившегося философа, - иронически заметил обер-лейтенант фон Герлах.

- Наш фюрер и есть тот сверхчеловек, о которых всегда тоскует человечество, - не обратив внимания на замечание Фридриха, продолжал майор-ницшеанец. - Наша нация велика уже потому, что она дала миру этого человека. Фюрер оставит след своей руки на. тысячелетиях, как на мягком воске, повелитель и властелин мира из плеяды тех немногих, "при виде которых, - по словам Ницше, - побледнеют и исчезнут все бывшие на земле страшные и добрые духи".