Евгений Лотош - Серый туман

Когда молчаливое ожидание стало для Олега невыносимым, на столе у секретарши наконец звякнул и неразборчиво забормотал интерком. Прислушавшись к нему и что-то тихо ответив, та снова расцвела улыбкой и сообщила Олегу:

— Павел Семенович готов принять вас, Олег Захарович. Прошу, — она показала на начальственную дверь. — Проходите, не стесняйтесь.

За дверью царил полумрак. Даже не полу, а почти полностью мрак. Типа, сходка подпольщиков борьбы с ненавистным жандармским империализмом. Интересно, почему заговорщики так не любят нормальное освещение? Если что, то по голосу и кабинету их всегда опознают, разговору освещение не помогает и не мешает, прокламацию – и ту нормально не зачитаешь, а вот за стулья цепляешься. Сдержанно ругнувшись и на ощупь подняв отлетевшую банкетку, Олег вгляделся в темноту. Где-то впереди маячил массивный стол из неизвестного материала, из-за которого доносилось приглушенное сопение. Очевидно, хозяин кабинета тоже пытался разглядеть гостя. Через какое-то время законы природы и оптики победили правила конспирации, и на столе загорелась настольная лампа, направленная, разумеется, в глаза гостю. В лучших традициях, так сказать.

— Ну, проходи, садись, раз пришел, — приказал сипловатый баритон, очевидно, принадлежащий конспиративному Павлу Семеновичу. — Кресло справа, авось не промахнешься. Где ты такого откопал?

Последний вопрос относился, видимо, уже не к Олегу, поскольку на него как-то даже неприлично живо откликнулся голос Прохорцева.

— Вот, Пал Семеныч, Кислицын. Из Комитета по строительству, — судя по некоторым ноткам, в присутствии хозяина обычно развязный Прохорцев чувствовал себя не в своей тарелке. — Формально отвечает за снабжение сырьем предприятий особого подчинения, фактически занимается обеспечением деятельности хозяйственных служб. По службе – только положительно. С родословной… кхм, с родословной и происхождением все тоже вроде бы… Из рабочей семьи, родители, правда, уже скончались, как ни жаль, да, близких родственников нет. Общую ситуацию знает и понимает правильно. В общем, наш человек!

Прохорцев конфузливо хмыкнул, как бы устыдившись своего энтузиазма. Несколько секунд в кабинете царила тишина.

— Ну, наш человек или не очень наш, или даже совсем не наш, мы еще посмотрим, — снова прорезался сипловатый голос. — Хорошо посмотрим, тщательно. Ты, Сеня, человек увлекающийся, вдумчивости тебе не хватает, глубины, — в голосе зазвучали осуждающие нотки. — Так что тебе доверять нельзя, а вот проверять все равно приходится.

Голос хохотнул своей шутке.

— Кислицын, говоришь, а? Кислицын, значит… Ты зачем сюда пришел?

Поскольку Прохорцев не отреагировал на вопрос, Олег решил, что отвечать придется самому.

— Уберите, пожалуйста, лампу, — небрежно бросил он. В темноте было слышно, как Прохорцев гулко сглотнул от неожиданности.

— Чего-о? — лениво удивился голос. — Чего ты сказал?

Проскользнувшие ошарашенные нотки, которые ему так и не удалось полностью замаскировать, показали Олегу, что эффект внезапности достигнут. Пора хватать быка за рога. Ощущение «пан или пропал», не покидавшее его последние дни, внезапно обострилось до предела. Ну, друг милый, нонешним вечером ты либо станешь либо кьянти бутылками в ресторане хлестать, либо баланду на нарах хлебать. Все сходится. Если передо мной не господин Шварцман собственной персоной, я готов свой галстук сжевать! Интересно, откуда во мне такой азарт? Вроде как сроду в игроках не ходил, да и среди родственников сей грех не числился. Не про тебя азартные игры, Олежек – забыл, почему уже три месяца без своей машины ползаешь? Ну да шестерить у них, как тот же Прохорцев, я не намереваюсь.

— Уберите, пожалуйста, лампу, — спокойно повторил он. — Глаза режет. Не слишком удобно мне так разговаривать. Да и вам, наверное, тоже.

После непродолжительной паузы настольная лампа погасла, и под потолком вспыхнула люстра. Таинственная средневековая ложа сразу же превратилась в обычный кабинет высокопоставленного чиновника – Треморов в дубовой раме на стене, Т-образный стол, несколько кресел и стульев, тяжелые гардины на окнах. Во главе стола сидел, небрежно развалясь в глубоком вращающемся кресле – Олег снова ощутил острую зависть, сравнив его с теми, что доставал по большому блату – грузный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Имел он отвислые щеки, красный нос любителя горячительного и маленькие, но неожиданно умные глазки, рассматривавшие Олега с видимым интересом. Видно, что его можно обвинять в каких угодно пороках, но только не в глупости. В яблочко, Олежка, ты всегда был умным мальчиком! Интересно только, зачем ты потребовался всемогущему начальнику Канцелярии?

— Так удобнее? — осведомился Шварцман Павел Семенович. Видимо, шок от удивления успел пройти, и нотки в его голосе проскальзывали уже ехидные. Он походил на сытого кота, забавляющегося с ненароком пойманной мышью.

— Да, спасибо, — также спокойно ответил Олег. — Так гораздо лучше. Большое спасибо.

Он усилием воли сдержал зарождавшуюся где-то под лопатками нервную дрожь. Пора сбавлять тон. Не стоило с самого начала позволять сесть себе на шею, но и переигрывать тоже нельзя. Балансируем, так сказать, на лезвии бритвы. Я не партизан-народник на допросе, в голос проклинающий злобных сахарских интервентов, а человек разумный и сговорчивый несмотря на чувство собственного достоинства. Так меня и воспринимайте.

— Я пришел сюда потому, что вы меня вызвали. Позавчера господин Прохорцев позвонил и сказал, что меня ждет очень важная встреча. Судя по голосу, он приглашал меня на прием к самому Народному Председателю, — Олег слегка улыбнулся, как бы иронизируя над истовостью Прохорцева, но и в то же время поощряя ее. — Я пришел. Я поступил неправильно?

На несколько секунд в комнате воцарилась напряженная тишина, лишь сопел начальственный толстяк в кресле. Он внимательно рассматривал Олегово лицо, как бы пытаясь найти в нем следы тайных умыслов, которые, как известно, есть вымыслы без замысла. Или как-то так. Экзаменуемая часть тела оставалась более-менее спокойной, конечно, насколько возможно в подобной ситуации, так что решение толстяк принял в пользу – пока что в пользу – Олега.

— Вон стул, — он ткнул перед собой толстым коротким пальцем. — Что встал как памятник? Я же сказал – садись. Поговорить надо.

Он подождал, пока Олег устроится на творении отечественной мебельной промышленности, обитом подделкой под бархат, и примостит у ножки свой дипломат. Чемодан он в последний момент решил прихватить для солидности и теперь сильно жалел, поскольку на коленях его держать неудобно, а стоять вертикально на полу пустое бумаговместилище решительно отказывалось.