Геннадий Прашкевич - Земля навылет

Разумеется, я далек от мысли связывать все эти многочисленные находки напрямую, но факт остается фактом: мы имеем дело с какими-то пока совершенно необъяснимыми явлениями. Некоторые предметы (иногда весьма громоздкие) каким-то странным образом преодолевают невероятные расстояния, чтобы появиться там, где этого ждут меньше всего. Возможно, со временем мы разгадаем механизм столь невероятных перемещений. Если, конечно, вовремя отстраним от расследования людей ленивых и тупых. Мы просто обязаны это сделать. Потому что если мы (обращаю внимание на это мы), научимся отправлять наших людей (прежде всего воинские контингенты) в любую точку земного шара за считанные секунды или даже миллисекунды времени, это станет огромным прорывом в военном деле, сэр. То, что южноамериканский индеец на полигоне оказался живым (смерть воспоследовала в ближайшие пять минут после его появления), открывает совершенно невероятные перспективы.

Майор Моро

РЕЗОЛЮЦИЯ: Оказывать расследованию майора Моро постоянное и всяческое содействие. Просить Управление РЕА полностью ориентировать майора на ведущееся им расследование. Все донесения из Французской Гвианы докладывать непосредственно мне.

Генерал Бастер

17 ноября 1999 года. Французская Гвиана. Инини

Воздушные корни, влажный зной.

Настоящая опасность всегда отдает гнилью. Как нечистое дыхание.

У смерти всегда нечистое дыхание, думал майор. В сельве смещены все понятия, вот в чем беда. Майор пытался забыть о ноющей боли в желудке. Когда ты столетиями выращиваешь и жуешь коку, общепринятые понятия перестают работать. Мальчишки в рванье, зато с автоматами, без страха нападают на правительственные отряды. Не остается выбора. Если ты правительственный солдат, ты обязан стрелять в тех же мальчишек и выжигать незаконные плантации. А если ты мальчишка с автоматом, ты обязан стрелять в солдат, отстаивая свои незаконные посадки. Конечно, ты несешь смерть братьям и отцам, зато защищаешь матерей и младших сестер и братьев. А они снова и снова высаживают коку. В других, иногда весьма отдаленных странах многие десятки, даже сотни тысяч людей умирают от наркотиков. Это ведь только пушеры говорят, что торгуют радостью забвения. Окуренные фумигантами поля, ручные зенитные комплексы – белая смерть на все закрывает глаза. Она всех уравнивает. Когда в воздухе носится запах по-настоящему больших денег, смещаются привычные ориентиры. Кубинцы, отстаивающие идеи коммунизма, продают наркодельцам ракеты и через порт Варадеро завозят героин в коробках из-под сигар к проклятым гринго. Агринго, бросая сотни миллионов долларов на борьбу с наркотиками, другой рукой столь же щедро снабжают наркодельцов оружием. Конечно, иногда мы дотягиваемся до корней, но наследники Пабло Эскобара вновь и вновь собирают по ночлежкам бездомных, строят для них дома, создают для них все новые и новые рабочие места. Сотрудники DEA всего лишь спасают несчастных от мучительной смерти, а наследники Эскобара позволяют им жить. Какое странное и страшное противоречие. На кладбище в Медельине самая ухоженная дорожка ведет к могиле Эскобара. Склоняя головы, молодые люди клятвенно повторяют: «Пока существуют небеса, Пабло, ты будешь жить в наших сердцах!» «Будь моя воля, – желчно думал майор, – я смешал бы с дерьмом все эти могилы. Я бы смешал с дерьмом всех наследников и поклонников. Запах дерьма благодатно воздействует на память. Люди слишком любят обманываться. Самого большого наркобарона давно нет в живых, нов сельве функционируют тайные взлетно-посадочные полосы и десятки тысяч пушеров распространяют белую смерть…»

Майор молча шел по тропе.

Спина Валентина раскачивалась перед ним.

Майор прекрасно знал, что Морис Дюфи – это псевдоним.

Самовар, медведь, матрешкин сын, Иван-дурак, как русских ни называй, они становятся все опаснее. Они вмешиваются во все военные конфликты. Лаос с шестидесятого года по семидесятый. Вьетнам с шестьдесят первого по семьдесят четвертый. Йемен и Эфиопия, где русские учились вести военные действия в пустыне. Египет, Сирия, Мозамбик. Матрешкины сыны, дураки, медведи появляются то в Камбодже, то в Бангладеш. Они воевали на Кипре, в Анголе, в Корее, в Афганистане, в Ливии. В тяжелых башмаках матрешкины сыны топали по вонючим топям Вьетнама, жарились под солнцем Африки, подрывались на минах-ловушках, выставленных на горных тропах Афганистана…

Проглотив таблетку, майор с омерзением вспомнил белого ублюдка, взятого год назад в Атлантик-Сити. Это был русский. Майор сам его допрашивал. Он никогда не боялся допрашивать ублюдков так, как они этого заслуживают. Тем более, что пойманный выглядел как-то особенно чисто и был полон странных хищных сил. Высокий лоб, белокурые волосы, синенький цветочек, выжженный на плече.

«Почему твои клиенты так часто умирают?»

«По собственной глупости, – рассмеялся ублюдок. – В тюрьме они быстро забывают, у кого покупали товар. А самый чистый товар у моих пушеров».

«Откуда ты получаешь товар?»

«Выращиваю в горшочках на балконе. Исключительно для собственных нужд».

«Сержант, – негромко приказал майор помощнику, – введите ему в вену несколько кубиков пентотала. Только вводите медленно. Я не хочу, чтобы он загнулся от шока».

И кивнул ублюдку:

«В наше время героев нет».

«А что есть?»

«Химия, – ухмыльнулся майор. – Только химия. Подставляй вену. Сейчас свет для тебя потускнеет, предметы уменьшатся в размерах и ты без всякого сопротивления очень охотно, я бы так сказал, с огромным желанием выложишь все свои самые подлые и тайные мыслишки».

Майор видел перед собой раскачивающуюся спину Валентина.

Легионер Кроуфт – мелочь. Но именно он на пару с матрешкиным сыном наткнулся на петушиную голову в туалетной потрескавшейся раковине. Как она попала в аэробус? Как это можно увязать с наркотиками в Рено и с танком, исчезнувшим с полигона?..

– Майор, здесь тропа раздваивается.

– Куда ведет ответвление?

– Кажется, на скалу.

Наверху они укрылись за колючими кустами.

Там было просторно, торчали голые камни, кусты.

Необозримо-зеленое, как бы вспененное пространство сельвы уходило до горизонта. Отсвечивали тусклые озера, корявыми пальцами лезли сквозь заросли, как сквозь расползающуюся ткань, острые скалы, переходя на юге в сумеречную, не оживляемую даже Солнцем громаду каменного хребта.

– Тропа впереди слишком хорошо выглядит, майор. Я видел, как Джегг отвел глаза, когда говорил про тропу, ведущую к поселку. Она протоптана для отвода глаз. Держу пари, рядом идет другая, скрытая тропа для постоянных перемещений, а эта напичкана минами-ловушками.