Евгений Лотош - Корректор. Книга первая: Ничьи котята

– Любопытная ты, как кошка, – рассмеялся Дзинтон. – Где я только не жил! Вообще-то я из Оканаки, но мне там не понравилось. Сбежал я оттуда.

– В Оканаке не понравилось? – изумилась Цукка. – Но она же столица! Не то что наше провинциальное захолустье!

– Масария – далеко не захолустье, – качнул головой Дзинтон. – Крупный порт, через который идет не менее семи процентов всего морского грузооборота Катонии. Она очень удачно расположена в географическом плане, и если бы не постоянные цунами… А кроме того, столица – а что столица? Большой, шумный, грязный город, с бешеным темпом жизни, не нужным никому, даже самим жителям. Люди думают о деньгах, карьере, о том, как бы получше и пошикарнее провести отпуск – по возможности как можно дальше от дома. Куча машин, постоянные пробки, вонючий воздух, зимой снег, который даже толком лечь не может, сразу тает на асфальте, а ночами влага замерзает, так что получается гололед. Его засыпают химическими смесями, которые потом вымываются на газоны, убивая траву и деревья. В общем, хорошего мало.

– Но… – Цукка растерялась. – Все-таки это столица.

– Ну и что с того? Что есть там, чего нет в Масарии? Дорогие кабаки с проститутками, в которых за вечер можно просадить твое месячное жалование и даже не получить особого удовольствия? Гадюшники в виде Ассамблеи, правительства, президентской администрации? Артистическая богема, от близкого знакомства с которой может и стошнить? Спасибо, но я не вижу там ничего привлекательного.

Цукка не нашлась, что ответить. В ее представлении столица являлась далеким городом, всегда сияющим огнями, где люди веселы и доброжелательны, а жизнь легка и беззаботна. Пробки? Мертвые деревья? Кабаки? Гадюшники? Конечно, Дзинтон должен знать, о чем говорит, но…

– А почему ты уехал из Оканаки? – наконец спросила она. – Только потому, что там не нравилось?

– Я не люблю сидеть на одном месте, – пожал плечами ее спутник. – Семьи у меня нет, с товарищами я и на расстоянии могу поболтать. Деньги я умею зарабатывать и на бирже, а игры не надо ничего, кроме терминала и парочки специальных программ. Зато у бродяги вроде меня есть масса возможностей посмотреть мир.

– Вот как… – Цукка вздохнула. – Я бы тоже хотела посмотреть мир. Но у меня денег нет, чтобы куда-то ездить.

– Поездишь, – хмыкнул парень. – Какие твои годы! Закончишь университет, устроишься в какую-нибудь лабораторию или обсерваторию на приличную зарплату – и наездишься.

– Закончишь… – вздохнула Цукка. – Сначала поступить надо. А я уже один раз завалила экзамены.

– А почему? – неожиданно жестко спросил Дзинтон. – Ну-ка, отвечай – почему ты завалила экзамены?

Цукка дернула плечом.

– Готовилась мало, – неохотно сказала она. – Я еще со школы подрабатывать начала. Мы никогда не шиковали. У отца жалование маленькое, Танна, мачеха, не работает, с детьми сидит… Даже на хорошие учебники не наскребла, всякое старье читала.

– Ну, что старые – не беда, – задумчиво произнес Дзинтон. – Старые учебники – не обязательно плохие. Другое дело, адекватные ли. Ладно, проблему мы порешаем. Есть у меня кое-какие завязки. Ладно, пока замнем тему, надо подумать. Кстати, мне что-то есть захотелось. Я тут знаю одно кафе, довольно дешевое и на удивление неплохое. Пошли, прогуляемся ту сторону. Сегодня моя очередь готовить ужин, так что я угощаю…

На заброшенный дом Яна натолкнулась много часов спустя, когда уже совершенно отчаялась. Казалось, она бесконечно брела, неся перед собой бесчувственное тело Карины, только иногда делая передышки, чтобы дать отдых гудящим ногам. Карина изредка приходила в сознание, тихо стонала, потом отключалась снова. Иногда она просила пить, но где взять воду, Яна не знала. Ей самой все сильнее хотелось пить и есть. Солнечный свет уже не пробивался сквозь кроны деревьев, в лесу стремительно сгущался сумрак, и напряжение заставляло девочку нервно оглядываться по сторонам после каждого шороха или скрипа ветвей под порывами налетающего ветра. Стремительно холодало – весна еще не полностью вступила в свои права, иногда уступая приходящему с гор холодному дыханию старой зимы.

Двухэтажный большой дом стоял на широкой прогалине, еще частично освещенной лучами садящегося солнца. Он выглядел полностью заброшенным – тикуриновый забор совершенно развалился, окна зияли черными провалами, в которых лишь изредка поблескивали осколки битого стекла, когда-то белая краска на стенах давно превратилась в неопределенно-грязную и повисла неопрятными лохмотьями. Дверь болталась на одной петле. Мимо дома шла когда-то заасфальтированная дорожка, сейчас потрескавшаяся, проросшая зелеными стеблями лопуха и пучками травы.

Дом. Убежище. В нем можно спрятаться. Яна, с трудом переставляя отяжелевшие ноги, направилась к двери. Руками оттолкнув висящую створку и пятясь спиной, чтобы не ушибить Карину, она протиснулась в дверной проем. За ним начиналась большая прихожая, в которую спускалась широкая лестница со второго этажа. Осторожно опустив бесчувственную Карину на пол, Яна осмотрелась. Заглянув в один из выходящих в прихожую дверных проемов, в вечернем свете она заметила старую кровать, заваленную каким-то тряпьем. Отчетливо несло сыростью и запахом застарелой гнили. По крайней мере, пустой оконный проем кто-то аккуратно заделал фанерой, так что холодом снаружи не тянуло. Если закрыть дверь, то, может быть, они не замерзнут ночью.

С трудом приподняв Карину над полом, Яна внесла ее в комнату и опустила на кровать, для тепла прикрыв сверху тряпками. Присев рядом и зябко обхватив себя руками, она задумалась. Она одна, рядом с больной – или умирающей? – подругой, есть нечего, пить тоже. Что делать? Так нечестно! Она еще маленькая, а тут нужен взрослый! На глаза навернулись слезы, и она начала негромко всхлипывать.

Негромкий скрип заставил ее умолкнуть и замереть неподвижно. Вот скрип повторился. Яна вскинула глаза. В дверях стояла неподвижная тень, словно вырезанная из черной бумаги. У девочки перехватило дыхание – а что, если это вышел из чащи злой обака? Он убьет ее и съест! Но она станет защищаться! Ей нельзя бить людей, но обака – не человек!…

– Эй! – удивленно спросила тень. – Ты кто?

– Я Яна. А кто ты? – настороженно откликнулась Яна.

– Я Палек. Я здесь… живу пока. А ты откуда взялась. Тоже убежала?

Какое странное имя… Убежала? Откуда он знает? Почему "тоже"? Неужели он…

– Ты чего ревешь? – тень приблизилась. Теперь, когда неизвестный не стоял против света, Яна разглядела, что это мальчишка примерно ее возраста.

– Я пить хочу, – шмыгнула носом Яна. – И Карине плохо, она умирает. Я не знаю, что делать! Я боюсь!