Джон Толкиен - О волшебной сказке (неокончено)

Нам необходимо слово для этого эльфийского искусства, но все слова, которые можно приложить к нему затуманены и перепутаны обозначением других вещей. Магия просится в руки, и я уже использовал ее выше (см. стр. 6), хотя это не следовало бы делать: Магию надо оставить для Магов. Исскуство - это человеческое действие, которое попутно (необязательно его единственное или главное действие) производит Вторичную Веру. Искусство того же сорта, может быть, только более мастерское и легкое, эльфы тоже могут использовать, по крайней мере, так говорится в сообщениях; но более могущественное и специфическое эльское мастерство я хочу, за неимением менее сомнительных слов, назвать Очарованием. Очарование производит Вторичный Мир, в который и создатель, и зритель могут войти, который дает полное удовлетворение их чувствам, пока они находятся внутри; но это в чистом виде искусственный мир по своим намерениям и целям. Магия производит, или притворяется, что производит, альтернативу Первичному Миру. Неважно, кому приписывают магические действия - фэйри или смертному - они остаются отчетливо отделенными от предыдущих двух понятий; магия не искусство, но приемы, ее целью является власть в этом мире, господство вещей и желаний.

К этому эльфийскому мастерству, Очарованию, стремится Фантазия, и когда это стремление бывает успешно, в любых формах человеческого искусства, она приближается к нему. В сердце многих человеческих историй об эльфийском обмане, открытом или тайном, чистом или с примесями, лежит желание живого, реализованного искусства со-творения, которое (конечно, по большей части внешне может походить на нее) внутренне полностью отлично от жадной эгоцентрической силы признака обычной магии. Из этого желания в своей лучшей (но все равно опасной) части и состоят эльфы; именно от них мы можем узнать то, что является главным намерением и стремлением человеческой Фантазии - даже если эльфы, более того, потому что эльфы есть всего лишь предмет человеческой Фантазии. Это созидательное желание подделывается обманщиками, будь то невинные, но грубые приемы людских драматургов или злонамеренные надувательства магов. В нашем мире они не удовлетворяются и потому непреходящи. Неподкупное, оно не ищет ни иллюзий, ни колдовства, ни господства, оно ищет тех, кто готов поделиться богатством, партнеров в созидании и наслаждении, а не рабов.

Для многих Фантазия, это со-творческое искусство, которое играет странные шутки с миром и всем, что в нем есть, комбинируя существительные и переопределяя прилагательные, кажется подозрительным, если не незаконным. Некоторым оно кажется в конечном счете детскими глупостями, вещью подходящей для людей или народов в пору молодости. Что до законности, то я не буду говорить об этом ничего, только процитирую короткий отрывок из письма, которое я однажды написал человеку, называвшему мои мифы и волшебные сказки "ложью", хотя, надо отдать ему должное, он был чересчур добр и весьма смущен, чтобы обозвать создание волшебных сказок "Серебряным дыханием лжи".

"Дорогой сэр, - писал я, - Хотя в изгнаньи долго находился Человек еще не весь потерян и не весь изменился, Опозорен, может быть, но не повержен и сохранил частицу царственности, которой обладал: Человек, со-Творец, преломленный им Свет Из простого белого превращается во множества оттенков, и бесконечно сочетаются они в живых формах, передаваемых от ума в уму. Пусть все трещины мироздания мы заполнили Эльфами и Гоблинами, и мы отважились создать Богов и их жилища вне света и тьмы, и посеяли семена драконов - это было наше право (использованное или нет). Это право не сгнило: мы все еще творим по тем законам, по которым сотворены сами".

Фантазия - естественная деятельность человека. Без сомнения, она не разрушает и даже не оскорбляет Рассудок; так же точно она не притупляет аппетита и не замутняет восприятие научной истины. Наоборот. Чем острее и чище рассудок, тем лучшую фантазию может он создать. Если люди находятся в состоянии, в котором они не хотят знать или не могут вопринимать правду (факты или доказательства), то и Фантазия слабеет до тех пор, пока они не исцелятся. Если же они когда-либо придут в это состояние (это не кажется таким уж невероятным), Фантазия исчезнет и воцарится Патологическая Иллюзия.

Ибо созидательная Фантазия основана на твердом знании того, что вещи таковы, какими они видятся в мире под Солнцем, на знании фактов, а не рабстве перед ними. Так, на логике построены бессмыслицы, это видно в сказках и стихах Льюиса Кэррола. Если бы люди действительно не видели разницу между лягушкой и человеком, то и сказки о принцах-лягушках не могли бы появиться.

Конечно, Фантазия может доходит до крайности. Она может быть и скверной. Она может быть использована во зло. Она может даже обмантуь разум, который создал ее. Но о каком человеческом действии или понятии нельзя сказать то же самое в этом грешном имре. Люди придумали не только эльфов, но и богов, и поклонялись им, даже тем, которые больше всего были искажены злом выдумавших их. Они сотворили себе фальшивых богов из других материалов - из своих понятий, своих знамен, своих денег, даже их научные, социальные и экономические теории потребовали человеческих жертвоприношений. Absus non tollit usum. Фантазия остаетс правом человека: мы творим по нашим меркам и по нашим производным образцам, поскольку сами сотворены, и не протсо сотворены, а сотворены по образу и подобию Творца.

ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ, ИЗБАВЛЕНИЕ, УТЕШЕНИЕ

Что касается древнего возраста, будь то возраст человека или возраст времени, в котором мы живем, может быть и есть доля истины в предположении, что он налагает немощи. Но это по большей части идея, произведенная примитивным изучением волшебных сказок. Аналитическое изучение волшебных сказок - столь же плохая подготовка к наслаждению ими или их сочинению, как историческое изучение драматургии всех времен и народов для наслаждения и сочинения театральных пьес. Изучение может, конечно, стать унылым. Изучающий легко может осознать, что в результате всей проделанной работы ему удалось лишь собрать несколько листьев, и то многие из них уже изорваны или сгнили, упавших из бессчетной кроны Дерева Сказок и устилающих Лес Дней. И кажется бесполезным добавлять что-либо к этому сору. Что может изменить еще один лист? Все образцы, от почки до распустившегося листа, от ранней весны до поздней осени, уже давно были открыты людьми. Но это не так. Семя дерева может быть пересажено в душу почти каждого, даже того, кто обожает городские туманы (по выражению Ланга), такие люди до сих пор встречаются в Англии. Нет сомнения в том, что весна не становится менее прекрасной оттого, что мы видели или слышали о других подобных событиях: подобных, ибо от начала мира до его конца не было и не будет одного и того же события. Каждый лист дуба, ясеня или терновника суть уникальное воплощение образца, и для кого-то именно в этом году произошло это воплощение, первое когда-либо увиденное и познанное, хотя вот уже бесконечное множество поколений людей прошли по земле, а дубы все распускают листья каждую весну.